Амалин век. Иосиф Антонович Циммерманн
уверенностью, поправляя фуражку.
– Вот и смотри у меня! – слегка повысила голос Нина Петровна, с улыбкой постукивая пальцем по своему ордену, будто намекая на дисциплину. – Ты ведь сегодня наш главный герой. Сам, наверное, видел, сколько людей приехало на тебя полюбоваться. Ты уж не подведи!
Слова управляющей прозвучали как легкий упрек, но в них чувствовалась искренняя вера в парня. Она видела, как Давид от ее слов немного расправил плечи, явно ощутив еще большую ответственность.
Однако ее взгляд снова упал на Марию, которая продолжала сидеть на краю нары, укрытая подаренным платком, будто под защитой сына. Казалось, что женщина с трудом верила происходящему, словно не могла осознать, что перед ней стоит не мальчик, которого она когда-то прогнала, а сильный, уверенный в себе юноша, который стал примером для других.
"Как бы я хотела, чтобы она поняла, что потеряла, – думала Нина Петровна, внимательно наблюдая за ней. – Чтобы она сама наказала себя за ту боль, которую причинила этому парню. Хотя, глядя на ее глаза, кажется, что она уже понимает. Не все ошибки можно исправить, но, может быть, еще не поздно начать заново?"
Мария подняла взгляд на Нину Петровну, будто почувствовала ее мысли. Их взгляды встретились, и в этом коротком молчании заведующая будто передала ей невидимый упрек, но и надежду – шанс искупить свою вину перед сыном.
– А мы с вами, Мария, пока на митинг не пойдем, – внезапно заговорила Нина Петровна, нарушая тишину. – Тут у нас в совхозе есть кое-что интересное. Думаю, вам будет полезно увидеть, где и как ваш сын достиг таких успехов. А заодно и поговорим… о важном.
Она подхватила Марию под руку и слегка кивнула Детлефу, приглашая следовать за ними. Давид остался стоять в проходе, провожая их взглядом. Он знал: Нина Петровна что-то задумала. И хотя он не был уверен, что именно, ему стало легче. С ее заботой он мог не сомневаться, что его мать наконец увидит то, чего он достиг, и, возможно, осознает, каким человеком он стал, несмотря на все испытания.
Нина Петровна, уверенно ведя Марию через широкую улицу совхоза, заговорила:
– Давид – удивительный парень. Скажу прямо: редко встретишь таких трудолюбивых и порядочных. А ведь я помню, каким он сюда голодный и бездомный пришел. Маленький, худой, испуганный, но с таким огнем в глазах… Сразу поняла – с ним надо работать, поддержать, помочь раскрыться.
Мария слушала молча, ее сердце сжималось от каждого слова. Они остановились перед невысоким зданием с широкой крышей – это был местный детский дом, где когда-то начиналась новая жизнь Давида.
– Вот тут, Мария, ваш сын встал на ноги. Здесь он учился быть сильным и самостоятельным. Пойдемте, я кое-что покажу.
Внутри здание оказалось уютным, с просторными комнатами, яркими ковриками на полу и стенами, увешанными фотографиями. Нина Петровна остановилась у одной из досок и указала на черно-белый снимок. На нем – совсем еще мальчик Давид, в слишком большом комбинезоне, с серьезным, но решительным взглядом, стоял рядом с трактором.
– Первый