Амалин век. Иосиф Антонович Циммерманн
для подростка, но Давид сдержанно и прямо смотрел ему в глаза. Детлеф почувствовал, что мальчик не собирается демонстрировать силу – наоборот, в этом рукопожатии было что-то примирительное. Добрая, немного смущенная улыбка на загорелом лице Давида говорила о прощении.
Не успел Детлеф что-либо сказать, как за спиной Давида раздался знакомый голос:
– Давидушка, сынок, а я тебя ищу! С ног уже сбилась.
Нина Петровна, заведующая совхозом, спешила к нему. Ее неизменная красная косынка ярко выделялась на фоне нарядной формы: гимнастерка с юбкой вместо привычного комбинезона. Грудь украшал орден Красного Знамени, но на ногах остались простые кирзовые сапоги, будто она только что вернулась с работы.
– Здравствуйте! – приветливо сказала она, обращаясь к Детлефу и Марии. – Вы тоже на ярмарку? Откуда будете?
– Это моя мама, – поспешно ответил Давид, немного смутившись. – Из Мюллера, с того берега.
– А как это? – Нина Петровна удивленно подняла брови. – Ты же говорил, что сирота?
Давид покраснел, понимая, что лучше было рассказать об этом раньше:
– У меня только отец умер… А мама вышла замуж за… Майера.
– Ну тогда понятно, – мягко улыбнулась Нина Петровна, не показывая ни капли упрека. Она дружелюбно подхватила Марию и Детлефа под руки. – Пойдемте, я вам что-то покажу.
Ну конечно же, заведующая совхоза сразу потащила их к доске почета. На ярко освещенной стене красовались портреты лучших работников: доярок, механизаторов, агрономов. Среди них выделялась фотография молодого парня с подписью: «Победитель соцсоревнования, тракторист, комсомолец Давид Шмидт».
Мария, словно зачарованная, осторожно погладила стекло, за которым находился снимок ее улыбающегося сына. Затем, с тревогой и гордостью одновременно, посмотрела на Давида, как будто пытаясь спросить: "Это правда ты?"
Давид смутился, хлопнул себя ладонью по лбу и рассмеялся:
– Вот те на! Нина Петровна, – обратился он к заведующей почти шепотом, – они ведь у меня по-русски читать не умеют. Да и понимают не все. Им перевод нужен.
Нина Петровна улыбнулась, кивнув в знак понимания, и коротко объяснила Марии и Детлефу смысл надписи, переведя все на понятный им язык.
После этого она повела их в общежитие. Помещение оказалось чистым, светлым, с двухэтажными ярусами нар. Вдоль прохода тянулся ровный ряд одинаковых табуреток, а деревянный пол блестел от тщательной чистки. На окнах висели короткие цветастые занавески, добавляя уюта.
Давид вдруг словно вспомнил что-то важное. Он бросился к одной из нар, засунул руку под соломенный матрас и вытащил оттуда аккуратно завернутый бумажный сверток. Развернув его, парень с бережностью достал серый пуховый платок.
– Очень мягкий и теплый, – смущенно произнес Давид, набрасывая платок на плечи матери. – Из козьего пуха.
Мария, будто не веря, присела на край нижней нары. Она долго, с явным трепетом гладила нежный платок на своих плечах. Ее глаза наполнились слезами, но она не