Фобос. Дмитрий Македонов
домой. С трудом подняв веки, он ответил, потому что номер показался ему знакомым. Голос на том конце воздушного провода заставил Листова подняться с кровати и внимательно слушать, потому что голос принадлежал начальнику областного управления. Звонил он с личного номера, который Листов не записал в прошлый раз, несколько лет назад. Очевидно, дело было крайней важности. Начальник заговорил, а Листов разочаровывался всё больше. Вызвать такси за счет управления и гнать до морского побережья. Пять часов пути под проливным дождём. Но просьба начальника звучала как приказ, поэтому пришлось впихивать свою тяжелую задницу в широкие брюки, рубашку и серый пиджак (пуговицы пришлось буквально натягивать, но застегнуть удалось лишь одну, нижнюю).
Вячеслав ехал и думал, что такого важного случилось близ провинциального южного городка, чтобы начальник просил его «побыстрее» ехать, пообещав два отгула в награду («один – за срочность, второй – за важность»). Интересно. Очень интересно. Листов глядел на мокрые тусклые холмы ещё примерно час, и тот же час размышлял о деле. Но по истечении этого часа он уже ни о чём не думал. Потому что спал.
Сон пролетел мгновенно. Будто внутренний киномеханик резко переключил пластинку. Вячеслав открыл глаза. За окном была глубокая долина, на краю которой виднелась тонкая полоска серого моря. По-прежнему лил дождь. По-прежнему Листову не нравилось сидеть в этой машине и вспоминать о деле. Пластинка, которую включил его личный киномеханик оказалась ещё противнее: ко всему недовольству следователя присоединилась ещё и головная боль, преследовавшая его в пути почти всегда, куда бы он ни ехал. Будь у Листова ещё больше места на лбу, то от его негодования появилась бы новая, одиннадцатая морщина. А так, будто напряжению больше некуда было деваться, оно полилось на таксиста.
– Далеко ещё? – пробурчал круглым голосом Вячеслав.
– Час ещё, дорогой. – приветливо ответил таксист.
– А можно быстрее?
– Ну хочешь здесь высажу, брат.
Листов посмотрел на таксиста, говорившим с типичным армянским акцентом, и раскраснелся. Не от смущения, а от злобы, которую уже не мог выплеснуть. Если бы он что-то сказал таксисту, тот бы реально мог остановиться и больше с места не двинуться. С такими характерами Листов был слишком хорошо знаком. Что ж, не удалось выпустить пар на таксисте, придётся вскипать самому и ждать.
Ждать оставалось не долго, но обозлённый, вспотевший от ярости Вячеслав Листов воспринял последние сорок минут пути как вечную пытку.
Вскоре они выехали с серпантина и оказались между отвесной скалой и дубовым лесом. Сейчас, под серыми тучами, зелёная листва деревьев и кустарника казалась блёклой, стареющей. Дорога стала невыносимой, потому что стала гравийной. Каждый новый метр машина всё больше тряслась. Каждый новый удар камня по корпусу заставлял виски Листова болеть всё сильнее.
Листов смущённо смотрел в скалу, вдоль которой они ехали, поэтому не успел заметить, как таксист резко тормознул. Непристёгнутое тело Листова полетело вперёд, и голова его смачно вонзилась в спинку.
– Прости, брат,