Позывной Леон 2. Артем Стрелец
лампу накаливания, но искажённую до неузнаваемости. Такие лампы я помнил ещё с детства у деда в деревне – тогда они были меньше, округлее, и несли в себе тёплую надежду, в отличие от этого уродливого, огромного видения, вызывающего только холод и отвращение.
В свете этого мерцающего пламени я смог различить черты того, кто наблюдал за мной – мужчину средних лет, с аккуратно подстриженной бородой и круглыми очками, за которыми скрывались изумлённые глаза; его шляпа подчёркивала его статус и силу, придавая ему вид уверенного хозяина.
– Забираю! – с восторженной жестокостью произнёс он, резко спрятав лампу куда-то в полотно своего тёмного плаща. Рядом кто-то, голос которого звучал с кашлем и прерывистостью, подхватил:
– Отлично, отлично! Я же говорил, что он из них… – голос раздался с отчаянной уверенностью, едва успев завершить свои слова, как тот, кто носил шляпу, резко бросил что-то на пол и, не давая мне шанса уловить окончание, громогласно добавил: …
– Вот, и больше не проси.
Кто-то тихо начал возражать, но тут же замолчал, быстро подхватив что-то на полу и отступив в сторону.
– Погрузи его в телегу, – голос того, кто был в шляпе, прозвучал отрывисто, не терпя возражений. Меня снова обвязали верёвками, резко дёрнули, волоча по грязному, пропитанному зловонием полу, вытаскивая из уже знакомого мне логова. Я не сопротивлялся, сил не осталось даже на это. Меня тащили, словно ненужный мешок с гнилью, обтянутый тряпками, затем подняли, будто бесформенное бревно, и с силой швырнули в телегу.
Голова ударилась о твёрдую древесину, перед глазами полыхнул белый свет, на миг всё погасло, но затем мир вернулся, но уже перевёрнутым, качающимся в ритме грубых движений. Я скользнул по полу телеги, беспомощно перекатываясь, пока меня не перевернули лицом вверх.
И тогда я увидел его, хозяина логова где я провел не так много времени.
Те же безумные, выцветшие глаза, утонувшие в запёкшихся, грязных тряпках, взгляд – кривой, испуганный, но в то же время полыхающий странным огнём, будто наслаждающийся происходящим. Он что-то шептал, едва шевеля губами, но я не разобрал слов.
А затем, не задерживаясь, ещё раз бросил на меня последний взгляд, резко развернулся и, спрыгнув с телеги, зашаркал в сторону, исчезая в мраке.
Я попробовал приподняться, но тело осталось неподвижным, будто изношенная, выжатая оболочка, лишённая сил даже на попытку сопротивления. Оставалось только смотреть вверх, в пустоту, на темноту, заполнившую каменные своды, что давили сверху, сжимали, превращая пространство в бесконечную тесную ловушку.
Всё вокруг покачивалось в мерном ритме, каждое движение телеги отзывалось глухими ударами по деревянному полу, воздух казался вязким, тягучим, пропитанным сыростью и пылью, оседающей на кожу, заполняющей лёгкие. Где-то впереди вспыхнуло слабое ало-синее свечение – дрожащее, зыбкое, медленно растущее, словно пробивающееся сквозь вечную тьму, впитавшуюся в эти древние, немые своды.
Свет