Всё зло земное. Дарина Александровна Стрельченко
rel="nofollow" href="#n_85" type="note">[85] на пороге. Сквозь белые хлопья да рукава пурги жарче и жарче разгорались окна на царской поварне. Полыхала печь. Велимира фыркнула:
– Квакушка, видать, тесто заводит.
– И нам с тобой пора, – заметила Белослава. – Коли батюшке-царю успеть хотим хлеба́ испечь к завтрему.
– А вот пойдём поглядим, как там Иванова невеста стряпает, да так же сделаем.
– На что так же? – удивилась Белослава. – Али ты сама хлеба не испечёшь?
– Чую, не так эта лягушка проста. Купчихе за царевича выйти нелегко, а лягушке-то поди ещё тяжелей. Околдовала она его. Какой бы чудной ни был, а кто ж по доброй воле на лягушке женится? Колдунья она – зелень эта болотная! Поди и хлеб чаровать умеет. Пойдём, Беля, смотреть. Когда ещё ведьму повидаешь на царской поварне?
А в поварне тем временем, покуда звёзды опускались на крышу на серебряных нитях, покуда мамки-няньки хлеб пекли несказанно мягкий, сладкий, будто солнечный сок, Василиса прыгнула к печи. Замесила лягушачьими лапами квашню[86] да сунула в горнило[87], приговаривая:
– Возьму пыльно,
Сделаю жидко;
Брошу в пламень —
Будет как камень[88].
Вышел хлеб чёрный, обгорелый – не хлеб даже, корка одна, гарь да горечь. Лягушка завернула испечённое в белое полотно, положила на золотое блюдо, чтоб чернавка отнесла к Ивану в светёлку. Белослава с Велимирой, глядевшие из-за угла, друг на друга посмотрели – брови аж до убрусов[89] подпрыгнули.
– Неужто вот так? Квашню – да в горнило?
– Под стать Ивану невеста его, видать, – странненькая…
– Ой нет, ой не так она проста. Колдовство всё это. Обряд поди какой! Надо точь-в-точь повторить.
– Ой, Веля, не знаю, ой не знаю… Может, по старинке всё же испечь, как матушка учила?
– Как хочешь делай. А я от ведьмы не отстану!
Точь-в-точь повторили царские невестки за лягушкой, выставили наутро перед мужьями чёрные хлеба да послали к царю.
Василиса поднялась к светёлке, а у порога уж мамки-няньки поджидают.
– Спасибо вам, помощницы верные.
– Следят за тобой, голубушка.
– Невестки царские завидуют.
– Зуб точат.
– А там и толпа подтянется с их подачки-подначки…
– Остерегайся, Василисушка.
– Хватит вам. Незачем печалиться, – улыбнулась лягушка. Кивнула на горелый хлеб: – Вот, снесите на чёрный двор лучше, птицам отдайте.
Мамки-няньки со вздохами да с поклонами приняли свёрток, потекли вереницей на двор.
Василиса вернулась поутру в светёлку, позади чернавка умытая с блюдом. На блюде – каравай высокий с кружевными узорами по бокам: города, да птицы, да травы, да звёзды. Чернавка, на Ивана не смея глаз поднять, опустила блюдо на стол. Лягушка вспрыгнула рядом, махнула лапой.
– Просыпайся, суженый мой. Готов хлеб. Неси царю.
Иван очнулся, сел, глаза протирает да поверить не может: всем караваям каравай на столе стоит,
Квашня́ – забродившее тесто, опара.
Горни́ло – топочная и варочная камера печи, в которой сжигают дрова и готовят еду.
Старинная русская загадка. Разгадка – пирог.
Убру́с – женский головной убор на Руси; платок, расшитый золотом, жемчугом.