Музыка в пустом доме. Яна Верзун
птички. Но когда Аня приходила от подружки с запахом пива, бабушка пыхтела как лошадь после скачек.
Бабушка работала два через два. Бухгалтером на заводе. Утром за ней приезжала серая «тойота», вечером возвращала обратно. Было в этом что-то золушкинское. В рабочие дни бабушка, нагруженная пакетами с продуктами, возвращалась в восемь. Они ужинали на летней кухне жареной картошкой и шли в дом смотреть телевизор. Бабушка садилась в кресло, надевала очки, накидывала на колени шерстяную шаль и медленно мазала ноги вонючим кремом. Аня устраивалась рядом с тарелкой жареных семечек. В десять шли спать. Жили вдвоем, потому что дедушка умер прошлым летом от сердечного приступа. Ему было шестьдесят восемь, но выглядел он на пятьдесят. Они с бабушкой прожили вместе сорок лет, по ее словам, душа в душу. Если под душой в душу подразумевать двух любовниц и скандалы каждые выходные, то бабушка говорит правду.
Сегодня бабуля уехала пораньше, потому что перед работой записалась на химию. Такая уродская укладка в стиле горгоны Медузы. Аня закончила сортировку новых окурков и спустилась во двор. Расстелила на траве цветастое покрывало и легла читать учебник по истории двадцатого века. Прочитав чуть больше половины, сделала вывод, что двадцатый век – полная фигня. Двадцать первый тоже, но хотя бы без революций. Папа рассказывал, что в Петербурге есть здания, которые все еще пахнут революцией. Наверняка этот запах изысканнее аромата крема от загара.
От проезжей дороги Аню закрывал высокий деревянный забор. Она сняла майку и легла на спину. В ямке пупка собрались капли пота. Сейчас небо синее, а через полчаса станет серым. Непостоянство природы никуда не годится. Муравей заполз на правую коленку, уверенно двинулся в сторону бедра вдоль коротких светлых волосков. Аня смахнула его на примятую траву и услышала скрип калитки. Быстро натянула майку и села, прикрываясь рукой от яркого солнца. Одну сторону лица припекло так, что она зачесалась.
– Значит, так ты готовишься к экзаменам? – услышала Аня знакомый голос.
Голос мамы. Лицо тоже. Но разве это мама? Огромный живот, круглый как солнце. Натянутое на него голубое платье, казалось, вот-вот разорвется, а пуговицы покатятся по траве, как ягоды ирги. Мамина аккуратная голова с уложенными набок светлыми волосами напоминала голову Барби, которую по ошибке приставили к телу куклы на два размера больше.
– А ты, значит, больше не на диете? – сморщилась Аня и отвернулась.
Еще секунда – и она потеряет сознание. Мама неторопливо подошла ближе, придерживая живот, как будто это был спелый арбуз, купленный на рынке. Обняла дочь, поцеловала в губы и пошла в дом. На губах остался сладковатый вкус помады и вишневых сигарет. Аня промокнула губы краешком влажной майки – при виде мамы она вспотела еще сильнее.
Пес Шарик высунул курчавую морду из будки, зевнул и заскулил. Аня встала, закрыла калитку и увидела белоснежную «хонду», которую Валера подарил маме сразу после свадьбы. Не поставила в гараж