Музыка в пустом доме. Яна Верзун
зубами с фотографии в уголке зеркала. Не дом, а музей российской эстрады. Из косметички торчали бабушкины фиолетовые бигуди. Из расчески – крашеные волосы. Аня задрала майку и втянула живот. Задержала дыхание. Пресса нет – и никогда не будет. Мама повторяла, что у девушки должен быть животик: мужчины не собаки, чтобы кидаться на кости. Вспомнился мамин живот. Аня представила себя с огромным, обтянутым загорелой кожей пузом. Может, позвонить маме?
Все знают, откуда берутся дети. Но зачем? Мама говорит: когда у женщины появляется ребенок, она перестает себе принадлежать. Бабушка говорит: станешь матерью – сама поймешь. Папа говорит: дочка, ты самое лучшее, что есть в моей жизни. А если самое лучше, то почему тогда уехал? Вопросов больше, чем ответов. Детям нужны ответы – подросткам они жизненно необходимы.
На часах четыре двадцать. В семь придет подружка, надо поспать. На диване в гостиной, где раньше спал дедушка, прохладно. От его худощавого тела осталась вмятина. Лежать в ней спокойно. Тикают часы. Слипаются глаза, как слиплись вареники в кастрюле. Магнитофон отключился. Аня спит, и ей снится, как она стоит на берегу реки. У нее огромный живот, пупок выпирает через майку, как высунутый язык. На другом берегу – мужчина с кухонным ножом. Мужчина машет рукой. Аня пытается пошевелиться, но не может.
Через сорок два дня мама напишет СМС: «У МЕНЯ РОДИЛСЯ СЫН!!!»
Еще через двадцать восемь дней Аня сядет в самолет.
Глава 2
август – декабрь, 2005 год
Переехать в новый город – это как лишиться девственности. Месяцы уходят на раздумья, недели – на сборы, и вот, повозившись с ремнем, ты закрываешь глаза, чтобы открыть их уже в новом для себя состоянии – взрослом. Тебя пугают, что это страшно и больно, но в финале все равно наступит облегчение.
Аня не успела докрутить мысль, потому что уставший голос объявил посадку. Сонные пассажиры начали толкаться и шуметь, бабушка тоже вскочила, вцепилась в сумку и вздохнула. Это был вздох облегчения.
Механическим шагом прошли за багажом, заглянули в туалет, потом – на выход. В толпе загорелых таксистов Аня увидела белую фигуру, которая приближалась прямо к ней. Белые брюки со стрелками, свободная белая рубашка, белые кеды и шляпа. Белая. Настоящая шляпа – не дурацкая, как в фильмах о ковбоях, и не соломенная, как у бабушки на даче. Такая шляпа, какую мог бы носить Ричард Гир или Джордж Клуни. Но сейчас она была на папе. Бабушка простонала: «Ох, как Витя изменился, господи, седой», три раза поцеловала его в щеку и пожаловалась на долгий перелет. Аня, вцепившись в ручку чемодана, ждала своей очереди обниматься. Она сосредоточилась: предстояло сверить образ из телефонной трубки с реальным папой. Человек, который не раз говорил ей, что больше всего на свете хочет увидеть своего карапуза, смотрел на нее как на случайного прохожего: вроде где-то встречал, а имени вспомнить не можешь.
Конечно, никакого развода у родителей не было. Отец просто исчез, как исчезают деньги на второй день после зарплаты. Так говорит мама, а еще говорит, что папа стал