Музыка в пустом доме. Яна Верзун
сознание от духоты, потом выпускной, ночной клуб и разрешение бабушки переночевать у подруги. Никакой подруги не было. Был Вадик. Аня влюбилась в него в десятом классе. Он был выше ее на пять сантиметров, загорелый, с черными кудрявыми волосами и ямочками на щеках. Встречался с дочкой какого-то депутата. Общались они с Аней несколько раз в месяц, когда пересекались на дискотеках. Обменивались улыбками, после которых Аня бежала в туалет – иногда плакать, иногда трогать себя.
На вечеринку после выпускного Вадик пришел без девушки. Аня подсела и положила руку ему на коленку (но сначала выпила три «отвертки»). Вадик поднял на нее глаза, встал и повел за собой. В такси целовались, в подъезде начали раздеваться. Аня ни о чем не спрашивала: неуверенность смешалась со страхом, страх – с возбуждением. Дома у него было темно и тихо. Наверное, она не этого хотела. Но девочки не умеют говорить «нет»: страх и стыд заставляют идти до конца, даже если по пути спотыкаешься и падаешь.
Когда Аня пошла в ванную, покачиваясь от выпитого и боли, она увидела полоску света из комнаты его родителей. Оказывается, мама Вадика все это время была дома и смотрела телевизор.
В последний день лета, когда папа ушел на репетицию, Аня уселась в сквере, чтобы наблюдать за проходящими парнями. Может, встретится кто-то похожий на Вадика. На соседней лавочке сидела какая-то бабушка и растирала рыхлую ногу. Рядом стоял костыль. Тихий разговор, который бабушка вела сама с собой, касался боли, Господа и погоды. Мимо пробежали парни в военной форме, подняли пыль. Хотелось пить, но не хотелось двигаться. Книжка так и лежала на коленях неоткрытая: Аня не могла перестать смотреть по сторонам. Когда раздался колокольный звон и птицы испуганно взлетели в небо, бабушка перекрестилась одной рукой, не переставая растирать ногу. Господи, господи. Как же хочется пить…
В магазине кто-то разлил пиво прямо на пол. Уборщица суетилась с тряпкой. Аня попросила воды и банку пива. Вдруг получится? Ей семнадцать, а выглядит-то она на восемнадцать. Получилось.
Какие-то парни даже улыбались ей, но они были не такие. Домой она пришла в восемь, на кухне папа варил пельмени. Они оказались вкуснее, чем паста, которую вчера ели в ресторане. Папа макал пельмени в сметану, которая оседала на кончиках его усов, и рассказывал про репетицию. Он говорил только тогда, когда не жевал. Получалось долго. Неморгающий глаз смотрел прямо на Аню.
– Почему ты решил заниматься музыкой? – спросила Аня, убирая тарелки со стола. – Мама говорит, что все музыканты нищие. Вы из-за этого разошлись?
– Если бы все наши проблемы сводились к деньгам, я бы просто ограбил банк. – Папа улыбнулся.
– Однажды я тоже думала о грабеже, – серьезно ответила Аня. – Когда мы с мамой без денег сидели, а мне нужны были новые джинсы. У нас рядом с домом есть пивнушка, я ходила туда за сигаретами для мамы, с запиской. И там в кассе всегда лежали пачки денег, а продавщица была старушка какая-то древняя.
– Как у Достоевского?
– Ну