Семейная драма XVIII столетия. Дело Александры Воейковой. Александр Борисович Каменский
не могли его убедить к моему помилованию и склонить к сожалению о погибающем нашем семействе. Он всем сим, равно как и сам собою, жертвовал ей, Несвицкой, и не пощадил предать несчастию и сиродству детей своих, только чтоб тем исполнить прихоти своей наложницы, а для сего самаго и последних двух дочерей наших у меня отнял, приказал людям своим силою взять от меня и караулить, дабы они ко мне не ушли. И как я, не будучи в силах перенести таковаго несноснейшаго для меня удара, впала от того в жесточайшей обморок, то он велел людям своим бросить меня в карету и согнал безчесно со двора, а согнавши, дабы тем лишить меня всех способов видеть детей моих, приставил к тому своему дому денной и ночной караул, которой и поныне продолжается. Но, не удовольствовавшись и сим поступком, которой бы и самаго тирана мог успокоить в его мщении, послал тогда же вслед за мною в тот ограбленной им московской мой дом людей своих и велел забрать все остальное, что ими и было исполнено, зделав при том яко[34] совершенный разбой и бунт в надежде на покровительство полицыйместера Годеня, перебив и стекла в окнах каменьями, так что не можно было поверить, чтобы сие могло случится в столичном городе, а разве в отдаленном каком-либо малом деревенском селении. Сверх сего оной муж мой тогда же и всех людей, бывших до того в моем услужении, у меня отнял, и я осталась брошенною одна в пустом московском доме и лишенная всех чувств моих, хотя же в то самое время вторично принесена была о всем произшедшем жалоба к нему ж, московскому губернатору Лопухину, но он ничего того законным порятком по силе Устава благочиния 104-й и 105-й пунктов[35] и ВЫСОЧАЙШАГО Учреждения 84-й[36] статьи, яко сущаго разбоя и жестокости, не повелел изследовать. И сия тяшкая обида, от мужа моего мне причиненная, осталась не удовлетворенною. Я же, стесняема будучи от всюду сими бедствиями, ласкалась сколько-нибудь надеждою сыскать помощь в таковом моем страждущем состоянии от его сиятельства князя Гагарина, обнадежина будучи его обещанием, не зная еще, что его сиятельство происками княгини Несвицкой и по свойству с мужем моим преклонился к его стороне. Так что, когда я в надежде его обещания приехала к нему с моею прозьбою о заступлении меня, то сверх чаяния моего он наиболее усугубил мой страх и отчаяние, отвечая совсем первому противное, что он более мой не покровитель и я никакой себе милости от него не ожидала бы, да и в дом его более не ездила: дело де сие решительно сделано, дети все у тебя взяты, тебя де давно мужу твоему должно было бросить, имение де его собственное и ему никто не запретит ни продать, ни заложить и ниже даром подарить, и так де проси на него, где хочешь, я тебя уверяю, что суда на него нигде не сыщешь, и я де за него везде противу тебя ходатай. Из чего уже явно видимо, что муж мой все те наглости производил в надежде на толь сильных покровителей, как то полицыйместера Годеня и его сиятельство князя Гагарина. Естли бы не имел он таковых себе патронов и при первом начале был судим за свои деянии, как законы повелевают, то бы
Слово вставлено карандашом над строкой.
«Устав благочиния или полицейский» – законодательный акт Екатерины II, по которому в России была учреждена регулярная полиция. 104-й и 105-й пункты Устава описывали действия по расследованию частным приставом уголовного преступления.
Статья 84 «Учреждения о губерниях»: «Как государеву наместнику благочиние, или полицыя градская и сельская подчинены, то имеет пресекать всякого рода злоупотребления, а наипаче роскошь безмерную и разорительную, обуздывать излишества, безпутства, мотовство, тиранство и жестокости».