На палубе с букетом марипосы. Мэри Кор
вдохнула, стараясь собраться с мыслями, и прочитала вслух первую строчку, искренне надеясь, что голос не выдаст нахлынувших так некстати чувств:
– «Дорогая дочь, Лика Мельтц». Официальное начало? Так на него непохоже. И почему Мельтц? А вдруг я бы вышла замуж за… – голос предательски дрогнул. – Плевать.
– Папа знал. – улыбнулась Мартина. Тут же добавила: – Оно и к лучшему, милая моя.
– Ты права. К чёрту Филиппа и всё, что с ним связано.
Филипп Нишман был молодым человеком Лики на протяжении последних нескольких лет, и со стороны девушки глупо было не думать, что дело идёт к помолвке и блестящему совместному будущему. Филиппу пророчили успех в науке, в то время как Лика горела морским делом и неоднократно заявляла, что рейсы с самого детства – её огромная страсть. В этих отношениях было всё – любовь, взаимопонимание, желание отдавать энергию только друг другу, но сил на компромисс в какой-то момент не хватило. Филипп оставил Лику, заявив, что жена, постоянно находящаяся на корабле, ему не подходит. Впоследствии девушка трактовала это так: «Мне нужна домашняя женщина: бесперспективная, покорная, несостоявшаяся. С ребёнком в одной руке и поварёшкой в другой. Девушки имеют право реализовываться только подле своего мужчины. И, желательно, не отходя от постели: супружеской или детской».
Отношения, длящиеся столько времени, дали трещину резко и бесповоротно. Лика, запрещая себе плакать и переживать, молча собрала вещи и сгинула из жизни Филиппа навсегда. Унося с собой запах их общего дома, любви, воспоминаний, она думала о том, что больше никогда не позволит мужчине зайти настолько далеко. Забраться в душу, дать надежду, заставить испытать к себе чувство, во всех книгах сворачивающее горы и побуждающее произносить клятвы. В тот же вечер, сойдя с городского трамвая, она, не доходя до дома, отнесла сумку со своими вещами в Дом Нужды. После – со смехом рассказывала, что ничего будто бы и не изменилось. Тот же дом, где уже не было отца, та же спальня, аромат рыбы и специй. С души упал груз, мешавший Лике жить на протяжении последних месяцев. Ведь она, остро замечающая любые перемены, начала подозревать, что они с Филиппом так и не придут к благоприятному для них обоих решению.
Мартина долго утешала дочь, но та и слышать ничего не хотела. Нацепив на себя маску безразличия, она купила себе новую одежду, гребешок и пузырёк с духами, и будто забыла напрочь, с кем жила и кого любила. Погрузившись в учёбу, Лика сделала вид, что пережила расставание скоро и безболезненно и сама охотно в это поверила. А потом – рана затянулась временем и больше не кровоточила сама по себе. Неполитая для облегчения, не зашитая. Справилась, как на коже, регенерация. Оставив разве что маленький шрам – в напоминание.
– Не печалишься? – спросила Мартина, кладя руку на плечо дочери. Та покачала головой:
– Всё в порядке. – И принялась читать дальше.
«Дорогая дочь, Лика Мельтц.
Знаю, что сейчас ты наверняка задаёшься вопросом: почему ты вообще получила это письмо? Разве мало у нас с тобой было времени поговорить? Признаюсь