Веря в сказку. Ольга Гутарёва
перестаёт тереть зудящий глаз.
– Чё там с этим клопом безродным?
«Клоп безродный» у Князя может быть только один. Стая в молчаливой истерике начинает отходить от постамента с Князем, который уже чует неладное, обводя своих пацанчиков суровым взглядом.
– Чё притихли, уроды?
Вперёд выходит грузный Веня Бульдозер – чернобровый и брыластый, с широкими плечами и руками, как две бетономешалки. Его густые брови сходятся на переносице, а тяжёлый подбородок придаёт лицу недовольное выражение. Под курткой виднеется старая, растянутая олимпийка с надписью: «ВСЁ ПОД КОНТРОЛЕМ (НО ЭТО НЕ ТОЧНО)».
– Прошляпили, – докладывает Бульдозер.
Донесение едва не сбивает Князя с постамента, будто Бульдозер огрел того арматурой.
– Не понял?
– Мы его отметелили, мама не горюй, честно-честно, – пищит издалека Санёк по кличке Вермишель. – А он уже на следующий день скачет…
– Куда скачет? – Князь поднимается с трона, надуваясь, как шарик. Вот-вот лопнет.
Вермишель кто-то предательски тычет в спину, отгоняя от общей толпы.
– Скачет по своим делам, – бекает Вермишель.
Глаза у Князя того гляди вывалятся от напряжения.
– Ты чё мне тут пургу гонишь, а?! Как он скакать может, если его отметелили? Фигово метелили!
– Да нормально его укатали…
– А вот и нет!
– А вот и да!
– А вот и нет!
– Ты чё, сопля, спорить со мной вздумал?! Ща по соплям отхватишь!
– Не надо…
Рядом с Князем возникает Андрей Горчаков в своей вечной зелёной куртке «Adidas». Его тёмные кудри торчат во все стороны, будто он только что выбрался из стиральной машины. Под левым глазом свежий синяк, отливающий всеми оттенками фиолетового. На ногах треники с лампасами, одна штанина заправлена в поношенный кроссовок, другая болтается.
– Да ладно тебе, Некит, – Горчаков по-братски хлопает Князя по затылку. – Не кипишуй, старичок! Ну, чё ты завёлся? Ну, нравится твоей Птицыной этот чокнутый, так и чё теперь? Бабы они такие, с придурью.
Князь от такой борзоты аж багровеет. В глазах его вспыхивает пламя, и он моментально вцепляется в Горчакова, хватает за грудки, трясёт, как наволочку, и орёт так, что эхо по всей Питерской гуляет:
– Чё ты там булькнул, а?! Чё ты там мне пробулькал, чмырь?!
Горчаков тоскливо улыбается, будто он бессмертный.
– Да пошёл ты! – Князь, окончательно потеряв терпение, отпихивает Горчакова с постамента.
Горчаков ухитряется приземлиться на обе ноги, словно это было не падение, а акробатический трюк.
– Всё-таки Птицына снова отшила, – осторожничает кто-то из толпы.
– Молчать! – визжит Князь.
– Молчим.
– Базар мне тут устроили!
Князь, дыша полной грудью, сжимает кулаки. Взгляд его пышет злобой, изо рта вырываются клубы пара.
– Да достал он меня уже! – орёт Князь, топнув ногой, будто капризный ребёнок. – А вы, тараканы бестолковые, только и можете, что нянькаться