У сверхдержав тоже есть чувства. Михаил Семехин
стены, украшенные гербами Союза, казались нерушимыми, а длинные коридоры с высокими потолками напоминали о величии, которое некогда здесь рождалось. Дежурные охранники стояли на постах, лениво переговариваясь между собой. Казалось, ничего не предвещало беды.
По центральному коридору уверенной походкой шёл Пётр Васильевич Валайков. Его высокую фигуру, одетую в офицерский китель, невозможно было не заметить. Он двигался с решимостью, не обращая внимания на тех, кто останавливался и отдавал честь.
«Здравия желаю, генерал Валайков!» – выкрикнул один из охранников, вытянувшись по стойке «смирно».
«Тихо. Помалкивай,» – коротко бросил Пётр, даже не замедлив шага.
Охранник растерянно замер. Остальные переглянулись, но никто не осмелился сказать ни слова. Все знали, что человек, идущий по коридору, был не просто канцлером ФСРД, но и тем, кто мог заставить замолчать любого.
Под своим кителем Валайков спрятал пистолет. Он готовился к этому дню с холодной точностью. Его план был прост: Мазиров должен покинуть свой пост немедленно.
В это время Фёдор Иванович Мазиров сидел за своим столом. Кабинет был тихим, свет настольной лампы мягко освещал груду документов, над которыми он склонился. На его лице застыла смесь усталости и решимости. Он прекрасно знал, что этот день станет поворотным.
На стене напротив висела карта Бобровского Союза. Её границы, которые он когда-то помог провести, теперь казались ему линиями, разделяющими народы, а не объединяющими их.
Раздался стук в дверь.
«Входите,» – спокойно произнёс он, не поднимая глаз.
Дверь открылась, и в кабинет вошёл Пётр Валайков. Его сапоги глухо стучали по полу, а взгляд был направлен прямо на председателя.
«Фёдор Иванович,» – сказал он, остановившись у стола.
«Пётр Васильевич,» – ответил Мазиров, складывая бумаги в стопку. Его голос звучал спокойно, но в нём была скрытая усталость.
Они смотрели друг на друга несколько мгновений, как два человека, которые слишком хорошо понимали, что вот-вот начнётся.
«Ты, как всегда, пришёл не вовремя,» – усмехнулся Мазиров, жестом приглашая его сесть.
«Я пришёл вовремя, Фёдор. Это вы слишком долго оттягивали неизбежное.»
«Неужели? И что же ты считаешь неизбежным, Пётр?» – спокойно спросил председатель, откинувшись на спинку кресла.
«Ваш уход,» – холодно произнёс Валайков.
«Ты уверен, что можешь говорить со мной в таком тоне?»
«Уверен,» – ответил он, снимая с себя китель и аккуратно укладывая его на спинку стула. «Фёдор, вы слишком мягкий. Ваша мягкость привела Союз на грань развала. Вы всё ещё верите в свободу и равенство, а люди хотят порядка и силы.»
«Порядка и силы?» – переспросил Мазиров, подняв брови. «И это ты называешь депортацию кесьийцев? Ты разрушил всё, что мы создавали. Ты сделал из Союза механизм страха.»
«Я сделал то, что должен был сделать. Мигранты подрывали экономику. Мы вернули рабочие