Нарцисс в раю. Рамиз Гаралов
утверждал, что человек не создан для счастья. – ответил я.
– Рамиль, я тебя умоляю, закругляйся со своей этой философией, мы пришли отдыхать! – запротестовал Ахмед.
– Склонность пофилософствовать и порисоваться интеллектом это не так плохо в принципе. Люди занимаются куда худшими делами.
– Ну да, согласен, Камал муаллим.
– Но когда об иллюзорности счастья говорит человек снимавший модель за десять тысяч фунтов и сидевший с ней в Нобу на Old Park lane в Лондоне, какая тут нахрен иллюзорность! – сказал Ахмед, решивший резать правду-матку.
– Ты главное сестре своей не рассказывай о моих кутежах.
– Кстати, мы планировали в воскресенье собраться все вместе с женами в Мангале, я, ты, Ахмед, может Ариф тоже придет. Ты с Камой будешь? – спросил Эмин.
– Да, конечно, мы обязательно придем. Всегда приятно провести вечер в такой замечательной компании. – ответил я.
В этот момент в кабинет вошел тесть, черный костюм в полоску плотно облегал его грузное тело, он церемонно и чинно здоровался со всеми, слегка сутулясь и прищуриваясь сквозь очки с круглой оправой, удостаивая гостей снисходительной лучезарной улыбкой небожителя. Хорошо держится, зараза, в свои шестьдесят шесть лет! Такой проживет хоть сотню лет, недаром он два раза в год в Германию на чек-ап ездит. Себя он любит конечно, но деньги этот старый хрыч любит больше всего. Фитнесы, спа, массажи, детоксы там всякие. Всем вещам свойственно желание продлить свое существование, как метко заметил Спиноза, так что Намик муаллим в данном случае не исключение. В прошлом году во время совместной поездки в Берлин он, на высоте десяти тысяч метров, сидя в первом классе эйрбаса Lufthansa с бокалом Курвуазье в руке, признался мне, что устал от жизни. «Я задолбался. Я устал так жить. Полжизни рвешь свою пятую точку, чтобы заработать бабки, а потом думаешь о том, как бы их сохранить. Я разочаровался от слова во всем, и в людях, и в мире. Ты помнишь тот стих Лермонтова? «Я б хотел забыться и заснуть» Если такого человека как я потянуло на лирику это уже сигнал того, что явно что-то не так». Я поспешил его успокоить: «Вот вы Лермонтова упомянули, я так на вскидку и не припомню позитивных стихов из классиков. Вы слишком хорошо знаете жизнь чтобы питать какие-то иллюзии на ее счет. В Бога вы тоже особо не веруете, так что слова вроде воздаяния или вечной жизни вряд ли что-то для вас значат, и я думаю». Он прервал меня на полуслове: «Хаха, ты молодец конечно, утешил старика. Я недавно Лао Цзы читал, ты знаешь в последнее время я стал больше читать. Так вот, выходит, что с точки зрения его учения я прожил никчёмную жизнь, умножая материальные богатства, а смысл жизни совсем в другом. Иногда я ощущаю себя куском говна где-то посреди мостовой. Во-первых, ужас как неловко. Во-вторых, есть чуйка что скоро уберут… Вызови-ка стюардессу, пускай принесет плед, так холодно, ты не замечаешь?» На миг мне даже стало его немного жаль, несмотря на всю его желчь и спесь. В этот момент он казался таким уязвимым и незащищенным; вряд ли это польстило его самолюбию увидь он себя сейчас со стороны.