Песнь расколотых небес. СанаА Бова
пыль и мелкие камни. Её разум рисовал картины: дракон, чья чешуя сияла, как облака в грозу, и Чжан Вэй, чей меч танцевал в воздухе, как молния, что ищет землю.
Она упала на колени, её руки коснулись камня осколка, и она услышала её – первую струну. Её голос был чистым, как звон хрусталя, и он пел о свободе, о небе, о Ци Лин. Она протянула руку, чувствуя, как ветер ведёт её, и пальцы сомкнулись на чём-то тонком и холодном. Струна дрожала в её ладони, живая, как нить судьбы, тонкая, как дыхание зимнего ветра, словно в ней текла кровь давно забытых богов. Ветер кружил вокруг неё, его голос стал гимном, что поднимался к расколотым небесам, вплетая в себя ноты свободы и утраченной гармонии. Осколок гудел в ответ, его каменные края дрожали.
Битва длилась недолго. Дракон взревел в последний раз, его крылья хлопнули, поднимая бурю, что едва не сбила Линь Сюэ с ног, а затем звук его шагов затих – он отступил, улетев в глубины осколка, оставив за собой запах озона и крови. Чжан Вэй вернулся к ней, его дыхание было тяжёлым, как у человека, что только что вырвался из лап смерти. Он опустился на одно колено рядом с ней, его меч воткнулся в землю, и она услышала, как капли крови стекают с клинка, падая на камни с тихим шипением.
– Ты нашла её, – сказал он, его голос был хриплым, но в нём сквозило удивление. – Первая струна… Я думал, дракон разорвёт нас обоих, прежде чем ты успеешь.
Линь Сюэ подняла руку, показывая струну. Она была почти невесомой, её поверхность переливалась, как шёлк, что ловит свет луны.
– Она позвала меня, – тихо ответила она. – Я не могла не пойти.
Чжан Вэй хмыкнул, и в этом звуке было больше усталости, чем насмешки.
– Тогда ты либо безумна, либо благословенна. И я пока не знаю, что хуже.
Он поднялся, его плащ зашуршал, и Линь Сюэ почувствовала, как он берёт её за локоть, помогая встать. Её ноги дрожали, но она не сопротивлялась – ветер шептал ей, что этот человек, кем бы он ни был, теперь часть её пути. Они отошли от края пропасти, спустившись по склону к небольшой ложбине, где трава была мягкой, как ковёр, а воздух пах дождём и землёй. Чжан Вэй развёл костёр, его руки двигались быстро, высекая искры из кремня, и вскоре тепло пламени коснулось лица Линь Сюэ, разгоняя холод дня.
Она сидела, скрестив ноги, её сломанный гуцин лежал рядом, а струна покоилась на коленях. Она провела пальцами по её поверхности, чувствуя, как она дрожит, словно живая, и голос ветра в её голове стал яснее, чище, как мелодия, что ждёт своего завершения. Чжан Вэй молчал, глядя в огонь, его тень плясала на камнях, и Линь Сюэ впервые задумалась, кто он такой. Его голос, его шаги, его меч – всё говорило о человеке, что видел больше, чем говорил, и чья душа была покрыта шрамами глубже, чем те, что оставил дракон.
– Расскажи мне о себе, – сказала она наконец, её голос был тихим, но твёрдым, как нота, что открывает песню. – Ты сказал, что был монахом. Почему ты ушёл? И почему ты здесь, со мной?
Чжан Вэй не ответил сразу. Он бросил ветку в костёр, и пламя взметнулось, осветив его лицо – она не видела его, но чувствовала, как тени играют