Песнь расколотых небес. СанаА Бова
Линь Сюэ села, прижав гуцин к груди, и слушала, как Чжан Вэй роется в старых ящиках, его пальцы шуршат по бамбуку и бумаге. Наконец он вернулся, его голос стал тише, но в нём появилась напряжённость:
– Вот оно. Свиток о Пяти Божественных Струнах. Слушай внимательно, девочка.
Он начал читать, и его слова заполнили пещеру, как мелодия, что пробуждает спящих. Свиток говорил о Небесном Дворце, о Ци Лин, о её гуцине и о том, как боги предали её, расколов небо. Он говорил о струнах, разбросанных по миру, и о пророчестве: тот, кто соберёт Песнь Небес, либо исцелит расколотое, либо уничтожит богов. Линь Сюэ слушала, её сердце билось в такт словам, и она поняла, что голоса ветра – это не просто ветер. Это была первая струна, зовущая её к себе.
– Ты думаешь, я… – начала она, но Чжан Вэй перебил:
– Я не думаю. Я знаю. Ты разбудила ветер, и он ответил. Первая струна где-то рядом, на этом осколке. Но если ты пойдёшь за ней, пути назад не будет. Боги не простят того, кто бросает им вызов.
Линь Сюэ сжала гуцин, сломанные струны задрожали, как будто соглашаясь. Она не знала, готова ли она, но голоса в голове не оставляли выбора. Она кивнула, и Чжан Вэй поднялся, его меч звякнул о ножны.
– Тогда идём, – сказал он. – Завтра мы поднимемся к осколку. И пусть боги попробуют нас остановить.
Линь Сюэ не спала той ночью. Она сидела в пещере, прижавшись спиной к холодной стене, и слушала, как ветер завывает снаружи, его голос смешивается с далёким гулом осколка. Чжан Вэй дремал у входа, его меч лежал на коленях, а дыхание было ровным, как ритм барабана. Она не видела его лица, но представляла его: суровое, с морщинами, что рассказывали о годах странствий, и глазами, что видели больше, чем он говорил. Он назвал себя бывшим монахом, и это слово звенело в её голове, как отголосок свитка. Монахи-даосы, хранители древних тайн, были легендой в деревне – клан Линь чтил их, но боялся, ибо они говорили с богами и духами, которых смертные предпочитали не трогать.
Свиток, что он прочёл, был не просто рассказом. Это была карта судьбы, вырезанная на бамбуке чернилами из сажи и крови драконов. Линь Сюэ не могла его увидеть, но чувствовала его вес в словах Чжан Вэя. Пять Божественных Струн, каждая связана со стихией, каждая спрятана в сердце осколка неба, охраняемого духами и богами. Первая струна, струна ветра, была где-то над ними, в том самом осколке, что пел над деревней с её рождения. Свиток говорил, что она найдёт её, если услышит зов, но предупреждал: каждая струна – это шаг к Песне Небес, а Песнь – это выбор между гармонией и хаосом.
Линь Сюэ провела пальцами по сломанному гуцину, её ногти задели трещины в дереве. Она вспомнила, как делала его: долгие часы в тени кипариса, нож, что резал её пальцы, пока она вырезала корпус, и нити, что она натягивала, пока руки не кровоточили. Это был не просто инструмент – это была её душа, её голос, её связь с миром, которого она не видела. Теперь он был сломан, но она знала, что починит его. Ей нужна была первая струна, и не только для гуцина – она чувствовала, что без неё голоса в голове замолчат, оставив её в пустоте.