Синдром раздражённого кишечника. Марина Сергеевна Рябова
Моне, приковала к себе взглядом. Ты ведь в точности как его картина: перевернуть тебя и ничего не изменится, ничего не поменяется, не человек, а пейзаж. Смотришь на тебя и так спокойно и красиво на душе.
–Я…– протянула она, смутившись ещё больше. Они сидели на диванчиках в рекреации, и угрюмая вахтёрша слушала их разговор. – Что значит перевернуть и ничего не поменяется? – Глаза её вдруг загорелись точно солнце на картине “Впечатление. Восход солнца”, и даже вахтёрша стала менее угрюмой.
– В твоём голубом платье отражаются твои волосы, с ним сливается кожа, всё сбалансировано и идеально. Как на тебя не посмотри, с какой стороны, как тебя не ставь везде всё, так как должно быть: светло, спокойно, положительно. Вот это слово – положительно. Какое-то новое искусство хочется поймать в тебе свет. Он весь в тебе, жизнь в тебе такая большая. Современный импрессионизм, невообразимое, отличающее тебя ото всех. Ты ведь как никто хочешь жить!
– Ты прав, – едва слышно произнесла она и опустила голову.
– Тогда живи. – Он выпустил из рук карандаш и альбом и взял Татьяну за плечи. – Живи ведь тебе это одной дано. Прошу тебя побольше спи, убери эти мешки под глазами, всегда надевай такие платья и живи.
«Сумасшедший он какой-то», – пронеслось в голове Татьяны, но она подчинилась всем его словам. Интонация, голос, взгляд чёрных закрытых глаз – всё пленило ее. А Александр уже дома красками подарил её лицо кувшинкам на одной из его картин.
III
Викторию положили в машину скорой помощи. Рядом с отчаянно замершим телом сидела её мать судорожно гладя дочку по руке, всё надеясь увидеть, как больные веки откроются. Но Виктория, борясь с болью в животе и рвотными позывами, потеряла все силы и уже не могла показать Антонине свои глаза.
Вдали от степи в самом центре города листья уже меняли цвет. Врач дал матери полиэтиленовый пакет и стал заполнять какие-то бумаги, задавая вопросы о Виктории. А когда его взгляд упал на лицо хоть и красивое, но чем-то омрачённое, уставшее, сереющее врач перевёл взгляд на листья. Красные и жёлтые они мелькали в маленьком окошке, светились и переливались на солнце, и цвет их становился насыщеннее на фоне высоких коричневых зданий и чистого голубого неба. И небо в то утро было свежим и тёплым, совсем без облаков, и совсем лёгкий ветер не собирался их приносить.
Грязноватая, слегка побитая в нескольких авариях белая машина остановилась у такой же грязноватой и побитой больницы. Викторию вынесли к её дверям, но в скором времени вновь вернули в машину из-за ошибки врача. Антонина несколько раз назвала дату рождения дочери, однако врач не обратил внимания на то, что девушке исполнилось только семнадцать лет – наверно, даже не мог поверить, что она ещё так молода. Уже в отделении разглядели две тысячи первый год и повезли в детскую больницу.
Там на каждом осмотре и при сдаче каждого анализа разные люди намекали на её возможное положение. Виктория, сжатая болью, не могла услышать этих людей, а Антонина прятала глаза. В итоге