Ласко́во. Петр Смирнов
когда играли на Песочке. Матрёна жаловалась родителям, но никто ей не посочувствовал.
Иван Макаров лишь формально, по сельсоветским книгам, числился главой семьи. Хозяйкой была Матрёна. Горбатенький муж ходил в послушных работниках у своей жены.
Бывало, идут вдвоём – и всегда одинаковым образом: Матрёна с котом на плече впереди, Иван – шагах в пяти позади. Идут молча. Либо Матрёна беседует с котом, а Иван семенит следом.
Ни с кем в деревне Матрена не дружила, ни радостями, ни горем не делилась. Зналась только со своими сёстрами, приходившими к ней из других деревень.
В деревне все жалели Ивана Макарова. Однажды зимней ночью молодежь, возвращаясь с гулянья, затащила по сугробу на самый конёк крыши дровни и хотела так оставить. Но Миша Бобкин один спустил дровни с крыши.
– По Матрёне – надо б это сделать, а дядю Ваню жалко: ему ж одному не снять их оттуда, – решил он, и все с ним согласились.
Матрёне насолили в другой раз. Дело было летом. После гулянки, ночью, мальцы нашли какую-то тряпку и заткнули печную трубу.
Затопила Матрёна утром печку – дым весь в избу. Проверила вьюшку – открыта.
– Божья матерь, што ж такое? Ва-ань, лезь на потолок, гляди, не обвалилась ли труба.
Иван слазил – всё в порядке.
– Ах, божья матерь, да где ж в порядке, коли дым нейдёт? Лезь, гляди хо́рош.
– Да ить я глядел.
– Глядел, глядел! Наверно, сажей забило. С коих пор труба не цишшена. Дождался. Святая матерь, наградила мужиком. Лезь на крышу, цисти трубу.
Иван поплёлся к Бобкиным за лестницей.
Услышав разговор Ивана с отцом, Миша перевернулся на постели:
– Дядь Вань, ставь бутылку – я твою трубу вмиг вычищу.
Бобка погрозил ему:
– Я те покажу бутылку, едят твою мухи! Сряду вставай и иди. Нашёл шутки…
– А ей-богу, батюшк, не я.
– Не я, не я, едят твою мухи…
Миша быстро “вычистил” трубу. Матрёна топила печь.
Андрей
Ваня Мишин был женат на Ксении из Марте́шкина. Ее братья, Иван и Андрей, оба тоже женатые и отделившиеся от отца, в праздники приходили к Мишиным в гости.
В канун Покрова на оттаявшую землю выпал мокрый снег, добавив грязи, отчего по дорогам стало не проехать “ни колесом, ни полозом”. Андрей в гости пришел пешком.
Где-то ему уже, как говорили, “попало под шлею”, т. е. был он навеселе. А иначе постыдился бы приходить накануне праздника. Хозяину – куда ж денешься – пришлось гостя сажать за стол:
– Давай, сват, выпьем, раз пришел.
Выпили. Андрей сказал:
– Ты, сват, если что не так, меня прости. Прости, что в канун пришёл.
Дяде Мише, конечно, не по нутру гость не вовремя, однако ж обижать не хочет:
– Ладно, ладно, сват, закусывай.
– Спасибо, сват… А я и то подумал – ить мы свои.
Вошла Ксения с ведром и тряпкой.
– Ну, брат, угостился, теперь сходи погуляй, пока я пол вымою. И ты, тятьк, сходи куда-нибудь. Я скоро.
Дядя Миша и Ваня