Королевские идиллии. Альфред Теннисон
кусая губы, и молчал.
Был мрачен как всегда он… Ну да Бог с ним!»
И возвратился юный Гарет в замок,
И, к матери войдя, воскликнул: «Мама,
Ты все еще во мне ребенка видишь!
Но любишь ли меня ты?» Смех в ответ:
«Гусенок мой, вопрос твой глуп ужасно!»
«Тогда, коль любишь, мама, ты меня,
Домашнего – не дикого – гусенка,
Послушай сказочку». – «О чем, любимый?
О яйцах золотых и о гусыне?»
Сверкнув очами, ей ответил Гарет:
«Нет, нет, родная! То яйцо, что я
Добыть хочу, прекраснее гусиных.
Яйцо сие Орел, владыка неба,
Чтоб скрыть от глаз людских, унес на пальму
Такую же, как та, что в часослове
Твоем сияет золотой листвой.
И возле этой пальмы постоянно
Бродил охотник юный, но несчастный,
Который часто, глядя на сиянье,
С верхушки пальмы льющееся, думал:
«Кабы я влез туда и взял яйцо,
То стал бы я всех королей богаче».
Но всякий раз, когда уже готов
Был за яйцом полезть охотник, некто,
Его любивший с детства, говорил,
Хватая его за руку: «Не лезь.
Тебя своей любовью заклинаю.
Ты можешь расшибиться!» Так что мальчик
На пальму не полез и не расшибся,
Зато от горя сердцем занемог
И вскоре умер».
Мать ему в ответ:
«Любовь, сынок, коль истинна она,
Сама бы за сокровищем златым
Полезла, чтоб охотнику помочь».
Сверкнув очами, ей ответил Гарет:
«Сказал я разве «золото»? Да разве
Пошли бы люди, а таких – полмира! —
На риск, будь то, о чем поведал я,
Всего лишь золотом? Но нет! Яйцо
Подобно было той чистейшей стали,
Из коей сделан меч Экскалибур.
И молнии на нем играли в бурю,
И волновало всех птенцов оно,
И крик стоял в гнезде такой, что всех
Сводил с ума. Позволь уехать мне!»
Тогда, всплакнув, сказала Беллисента:
«Тебе не жаль меня одну оставить?
Ты видишь сам: отец твой Лот лежит[65]
Как павший столп. Жизнь тлеет в нем едва.
После того, как земли возвратил
Ему Артур, хоть он Артура предал,
Когда боролся с ним в войне баронов,
Стал угасать он, и теперь лежит
Как теплый труп, еще не погребенный:
Не говорит, не видит и не слышит,
И никого не узнает из близких…
А оба твои брата – у Артура.
К тому же, никогда я не любила
Их столь же сильно, как тебя, мой мальчик,
А значит, их любви не заслужила.
Поэтому прошу тебя, останься.
До красных ягодок охочи птицы.
Турниры, войны, милый, для тебя ли?
Ведь ты не знаешь, что такое боль,
Ни рук, ни ног ни разу не ломал
И даже пальца не ушиб… А мне
Одна лишь мысль о яростных ударах,
И ранах, и паденьях в поединках,
И то страшна. Останься! Лань преследуй
В еловой