Большой Умахан. Дошамилевская эпоха Дагестана. Омар Султанов
дворца. Потому как малыш все время показывал на улицу, через застекленные окна, она вынесла его на террасу и долго гуляла с ним по тенистой стороне, подставляя голое тельце малыша прохладному весеннему ветерку. Умахан вскоре успокоился и уснул прямо на руках. И уже вечером малыш засопливил, стал кашлять и немного капризничать.
Взрослые сильно заболели. Невольницы надолго слегли в постель; великан-стражник, которому не пришлось с головой окунаться в ледяную воду, хворал всего три дня, потом снова занял свой пост на террасе замка.
Благодарная ханша щедро одарила спасителей царевича. Невольницам достались золотые украшения: серьги, ожерелья, колечки с камушками, браслеты, шелковые платья и теплые овечьи полушубки. И все это в качестве приданого – ханша решила выдать невольниц замуж за узденей, что само собой подразумевало свободу. А уздень-стражник получил целое состояние – сто серебряных рублей санкт-петербургской чеканки. Теперь он мог осуществить свою давнюю мечту – построить новый дом и взять молодую жену.
* * *
Мухаммад-Нуцал был в военном походе.
На аварские земли в Закавказье, в вилаятах Белокан, Закаталы, Тивидат и некоторые другие, претендовали грузинские и азербайджанские князья и ханы. Разбираться с ними порой приходилось очень круто, отстаивая право на исконные земли в кровавых боях.
В войске аварского Правителя, насчитывающем более пяти тысяч воинов, были еще сотни из Кайтага, Аксая, Кази-Кумуха, Левашей, Табасарана и Цахура, добрую половину которых влили в семисотенный аварский отряд, доверенный для командования придворному философу, согласившемуся на приставку к своему исконно аварскому имени Гамач арабского Хусен. И таким образом Мухаммад-Нуцал заткнул рты имамам мечетей и бдительным в вопросах шариата алимам. Но главное – своей родне, которая никак не желала признать в этом мыслителе истинного мудреца, каких мало на свете. А теперь, раз книжника зовут Гамач-Хусен и в джамаате он совершает обязательные для всех мусульман намазы, открытых претензий к нему ни у кого не было. И Нуцал с легким сердцем назначил его тысячником, хотя философ никогда прежде не командовал даже десятком воинов. Но рядом с Шахбанилавом, как не без основания считал Нуцал, Гамач-Хусен легко справится с новым для него делом.
Теперь все зависело от военных успехов. Разгромят враги вверенное философу войско – будут порицать Нуцала за недальновидность, ну, а если он достигнет каких-то успехов – слава прибавится опять же Нуцалу, но и Гамач-Хусен, надо думать, получит влияние в стране. Спесивым бекам придется считаться с ним.
Сам же философ был не в большом восторге от того, что пришлось оторваться от книг, колб и склянок, от трав и по-разному пахнувших вещей в своих уединенных комнатах, куда не входили его жена и трое детей. Но такова была непредсказуемая воля Мухаммад-Нуцала, которому он не мог не повиноваться.
Гамач-Хусен в первые же дни добился того, что перед его корпусом, насчитывающим