На перекрёстке ностальгий. Избранное. Борис Хайкин

      Белый Лотос, омытый дождем,

      Разметался на водной постели.

      Руки грешные были у цели,

      Ты ж молила: давай подождем!

      Хороша и довольна собой,

      Стать единственной ты не спешила,

      Как цветок из семейства кувшинок.

      Мне оставила горечь и боль.

      По течению, гордая, ты

      Унеслась, аромат источая.

      И срывал я земные цветы,

      Все обиды на них вымещая.

      Губ раскрытых созревший бутон.

      Лепестками сложились ресницы.

      Это ты? Или снова мне снится

      Белый Лотос, омытый дождем?

      Славя небо голубое,

      Хоронясь от лиходеев,

      Проживала Орхидея

      В клеверах и зверобое.

      Ветер брал ее в объятья.

      Трепетало одеянье.

      Словно радуга, сияли

      Жемчуга на складках платья.

      До поры не знала горя.

      Только радовалась жизни.

      Безответно ей служили

      Повилика и Цикорий.

      Зависти холодный иней

      Вмиг сразил ее на вздохе.

      Клевета Чертополоха

      Обесчестила богиню.

      И, не выдержав позора,

      Покрываясь краской алой,

      Орхидея убежала

      Из родной долины в горы.

      Пробиралась днем и ночью

      В тайный скит от огорчений.

      Из пещеры шла в пещеру,

      Раздирая платье в клочья.

      Скит в горах крутых затерян.

      Только след ее не сгинул.

      Ведь на всем пути Богини

      Вырастали Орхидеи.

      Тружусь, не покладая рук,

      В квартире съемной, кстати.

      Мы бьем по дереву «тук-тук»

      На пару – я и дятел.

      Я вдохновение обрел

      В стенах чужого дома.

      И он долбит засохший ствол.

      Не можем – по живому.

      Для нас обоих каждый день —

      Субботник и воскресник.

      В необустроенном гнезде

      Слагать не можем песни.

      Работу мы сочли за честь.

      Неужто, в самом деле,

      Нам из одной тарелки есть

      И спать в чужой постели?

      На стук соседи-ватики*

      Сбежались: «Что он, спятил?»

      А мы такие мужики,

      Два брата: я и дятел.

      В мире нет бойца смелей,

      Чем напуганный еврей.

      В мире нет скопца верней,

      Чем обрезанный еврей.

      В мире нет скупца бедней,

      Чем богатенький еврей.

      В мире нет истца шумней,

      Чем обиженный еврей.

      О, как пугающе и просто

      На холст художника рука

      Наносит абрис Холокоста,

      Где кучевые облака

      Глаза