Русский тоталитаризм. Свобода здесь и сейчас. Дмитрий Шушарин
такой системы, в которой люди совершенно не нужны.3»
А вот каким виделось будущее Николаю Эрдману4, наблюдавшему становление нового строя:
Егорушка. Между прочим, при социализме и человека
не будет.
Виктор Викторович. Как не будет? А что же будет?
Егорушка. Массы, массы и массы. Огромная масса масс.
В случае с тоталитаризмом язык описания оказался полностью адекватен предмету описания, требующему порой не рационального объяснения, а интуитивного понимания слабо верифицируемых причинно-следственных связей.
Применение термина «тоталитаризм» ограничено иудео-христианской цивилизацией и теми нациями, которые совершили попытку выхода за пределы ее ценностной системы. Речь идет о нескольких европейских странах, которые за последние сто лет, начиная с 1917 года, устанавливали атавистические режимы, возвращавшие их не в средневековье, а в первобытность. При этом использовались различные идеологические построения, не мешавшие эстетическим, а порой и временным политическим сближениям.
Для классиков тоталитаризмоведения предмет их исследования был внешним. Ханна Арендт опубликовала свой классический труд «Истоки тоталитаризма» в 1951 году, когда нацистский режим уже рухнул, а о советском у нее были весьма туманные представления. Ино дело – те, кто жил и работал в России и нацистской Германии. Варлам Шаламов говорил:
«В каком-то смысле писатель должен быть иностранцем в том мире, о котором пишет он… Нельзя рассказать хорошо о том, что знаешь близко5.
И тем не менее, самому ему удалось, как и Надежде Мандельштам, особенно во «Второй книге», хотя сохранение своей инаковости, чужеродности внутри тоталитарного организма почти невозможно. Самое главное, как показывает опыт двух названных людей, – не возлагать никаких надежд на тоталитарную власть. Это отличало их и от Михаила Булгакова, справедливо названного Надеждой Яковлевной «дурнем», и от Солженицына с его обращением к вождям.
Стать «иностранцем» значит либо не допустить отождествления с тоталитаризмом, либо растождествить себя с ним. Полностью, без изъятий и исключений, с ясным пониманием несовместимости собственной личности с общественным устройством. Начинать приходится с понимания, что тоталитаризм не есть нечто вовне лежащее. Это нечто во мне живущее. В центре внимания тех, кто стремился стать «иностранцем», иным, не имея возможности перемещения в иное пространство, стратегия личности в условиях, исключающих все личностное и индивидуальное.
Растождествление далеко не всегда бывало осознанным, иногда оно навязывалось апологетам тоталитаризма, как это было с Андреем Платоновым, оставившим классические художественные исследования этого феномена. В советские времена совершались попытки дистанцирования от русской
Арендт Х. Истоки тоталитаризма. М. ЦентрКом, 1996. С.590
Эрдман Н. Самоубийца //http://lib.ru/PXESY/ERDMAN/samoubijca.txt
http://shalamov.ru/library/25/1.html