Русский тоталитаризм. Свобода здесь и сейчас. Дмитрий Шушарин
колбе. Никто и не хотел, чтобы он развивался в тоталитарного вождя, но критерии выбора были тоталитарными – идеальным казался человек без свойств. И это полностью соответствовало духу и содержанию тогдашних политтехнологий, тоталитарных по главному признаку – для российских политтехнологов всегда лишними, ненужными элементами были человек и общество.
Правители России не ставили перед собой тоталитарных сверхзадач. Но и других тоже не ставили. Все, что им нужно, – их пожизненная несменяемость во власти и ее конвертируемость. Человеческого измерения политики, государственной деятельности, общественного служения для них не существует. Они даже не отрицают мораль, не говорят о химере совести – они просто рассуждают и действуют вне этих категорий, считая их пригодными лишь для политической демагогии.
В октябре 2004 года я охарактеризовал складывавшийся режим так:
«Власть напрасно обвиняют в отсутствии идеологии. Ее идеология проста, известна с советских времен и сводится к простейшей формуле: что охраняю, то и имею. И эта простота обеспечивает высокие рейтинги. Общество не хочет взрослеть и этим настроениям более всего соответствует инфантилизм, столь свойственный чекистам и прочим советским вахтерам.
С целеполаганием и целеустремленностью тоже все в порядке: главное – это обеспечить себе безбедную старость за счет того, что охраняешь. Но охраняемый объект, кроме нефти, газа, спирта и все еще продаваемого оружия, живет какой-то своей жизнью, управляется самым непонятным образом. И даже при стопроцентном рейтинге доверия ни один завхоз, ни один вахтер, ни один охранник не может себя чувствовать полностью владеющим ситуацией. Скорее, ситуация владеет им. По мере расширения зоны контроля у контролеров все более острым становится ощущение того, что они находятся во власти вот этой самой «стоящей вне жизни» силы. Чем выше стоит человек в тоталитарной социальной иерархии, тем незащищеннее он, тем меньше у него свободы для маневра, тем сильнее чувство жертвы, именуемое в психологии виктимностью
И потому первое лицо, Начальник, как теперь принято его называть в аппарате (не Хозяин, как именовали Сталина и не Батька, как Лукашенко), обречен на одиночество, страх, недоверие к самому близкому кругу, которому тоже и скучно и грустно. Нет никаких оснований подозревать, что люди, в нем находящиеся, чувствуют себя сейчас комфортно. Собственно, вслед за Начальником они – первые жертвы наступающего тоталитаризма.14.»
Тогда в России возникло нечто парадоксальное – локальный тоталитаризм, что, конечно, является contradictio in adjecto, но ведь существовало. Это был тоталитаризм для элиты. И уже тогда по внутренней природе своей, по сущностному своему содержанию русская власть была тоталитарна, ибо главная задача власти – несменяемость и конвертация – была решаема только тоталитарными методами. Путем разрушения государства,
http://polit.ru/article/2004/10/21/ing/