Его светлость. Роман. Анна Сеничева
видна красная нить на его шее. Ему эрейские палачи голову отсекли во время последней войны, за свободу княжества. А рядом его брат, Горан-освободитель.
Бело-Речная церковь стояла сразу под горой. Расин, представивший уже собор наподобие тех, что он видал на родине, был разочарован, увидев простую часовенку с крышей, крытой щепой. Белые стены вросли в землю по самые оконницы, сквозь облупленную краску проглядывала старинная роспись, полустертая дождями и временем.
– Так и знал, что смотреть нечего, – пожал плечами Расин, – лодыри ваши песнопевцы.
Леронт открыл дверь и жестом пригласил его войти.
– По одному, – пояснил он. – Двоим тесно.
– Крыша-то не завалится?
– Идите.
Расин ступил под низкий свод.
Внутри церковь оказалась чуть просторнее, чем виделась снаружи. На беленом потолке колебались тени от трех горящих свечей. Терпко пахло хвоей от еловых веток в глиняных кадках. Расин прошел два шага и встал как вкопанный: ему показалось, что он здесь не один. Перед алтарем, опустившись на одно колено, стоял Роден, точь-в-точь такой же, как статуя над водопадом.
Святой князь был изваян молодым, чуть старше своего лафийского потомка. Нагретый свечами воздух струился, и Роден казался живым. Неровная красная нить отчетливо выделялась на его шее. В тонко вырезанных волосах что-то блеснуло, и князь увидел яркую серебряную прядь, спускавшуюся от темени к затылку.
Гость стоял, не шевелясь, и переводил взгляд с красной нити на серебряную прядь. Они завораживали. Что-то было в них, что-то древнее, жертвенное, словно в них раз и навсегда сошлись великая скорбь и великая радость… Туманы старинных тайн бродили за оконницами, оседали на землю, обволакивали все кругом.
Расин встряхнул головой, и чуть не свалился со скамьи. Как сидел, так и задремал. Наваждение прошло мгновенно.
«Тьфу, как бы еще во сне не привиделось», – и Расин выбрался наружу.
На дворе уже совсем стемнело. От земли тянуло прохладой, выпала роса.
– Заснули? – спросил Леронт, глядя, как Расин трет глаза. – Ну да, заснули. То-то я смотрю, полчаса вас нет. Говорил же – не пейте столько.
– Я с дороги устал, – ответил Расин.
– Ну, конечно же… Подождите, я сию минуту.
Месяц низко стоял над Галартэном, удивительно яркий, окутанный радужным сиянием. Небо раздалось в глубину и накрыло дол темно-синим куполом с чужими созвездьями. Расин присел на скамью у двери, но вечерняя прохлада тут же согнала его с места.
Поеживаясь, он обошел церковь и набрел на горбатый каменный мостик через ручей. Бегучий поток искрился и журчал по камням, и за этим звуком князь не сразу разобрал тихую речь. Взволнованный девичий голос, не переставая, говорил что-то, то смеясь, то плача. Расин хотел было пройти мимо, но тут услышал:
– Про тебя говорят, что ты из речного народа, – говорила девушка. – Что лет тебе три сотни, умеешь в воду обращаться, и на аршин в землю видишь…
– Много