Холодное время. Фред Варгас
правый.
– Если руки “почернели”, как ты говоришь, тогда и палец тоже? Они нашли следы пороха на большом пальце правой руки?
– Именно это Шуазель и имел в виду. Это не маскировка под самоубийство. Не было никакого преступника, никто не вкладывал оружие в руки Мафоре и не нажимал на его палец. Кроме того, есть мотив: в тот вечер между отцом и сыном разыгралась ужасная сцена.
– Кто сказал?
– Селеста Гриньон. Она с ними не живет, просто ей пришлось вернуться, чтобы взять что-то теплое. Слов она не разобрала, но они буквально орали друг на друга. Жандармы считают, что Амадей требовал независимости, потому что отец держал его на коротком поводке, требуя, чтобы он сменил его на конном заводе. Они расстались взбешенные, возбужденные, и отец решил проехаться ночью верхом, чтобы развеяться.
– А сын?
– Пошел спать, но заснуть не смог. Он живет в одном из флигелей на въезде.
– Кто может это подтвердить?
– Никто. Но у Амадея на руках следов пороха не обнаружено. Виктор, секретарь хозяина – он живет во втором флигеле, напротив Амадея, – видел, как тот вернулся ночью, зажег свет, но так и не погасил его. Амадей никогда не засиживается допоздна, и Виктор подумывал уже, не зайти ли к нему. У молодых людей хорошие отношения. Короче, это самоубийство. И оно не имеет отношения к нашему делу. Но мне бы хотелось взглянуть на письмо Алисы Готье.
Адамберг, который не мог долго усидеть на одном месте, ходил от окна к стене и обратно, но на сей раз по прямой, а не по кругу.
– Шуазель уже сделал все анализы? – спросил он.
– Базовые сделал. Содержание алкоголя в крови – 1,57. Многовато, конечно, но ни стакана, ни бутылки они не обнаружили. Наверное, он выпил, чтобы взбодриться, но все сразу убрал. Тест на обычные наркотики негативный. Как и на самые доступные яды.
– А ГОМК не обнаружили? – спросил Адамберг. – Как называется это вещество, Данглар?
– Рогипнол.
– Вот-вот. Может пригодиться, если хочешь заставить кого-нибудь послушно зажать в руках ружье. Достаточно капнуть несколько капель в стакан – кстати, этим объясняется его исчезновение. Но в любом случае мы опоздали, по прошествии суток следов не остается.
– Проверим еще волосы, – сказал Данглар. – В волосах он сохраняется в течение недели.
– Не стоит, все и так понятно, – покачал головой Адамберг.
– Черт возьми, – сказал Бурлен. – Факт самоубийства установлен. Ты что себе думаешь? Шуазель не новичок.
– Шуазель ничего не знает о знаке Алисы Готье.
– Мы приехали сюда за письмом.
– Можешь, даже не дожидаясь письма, предупредить своего жирного клеща, что не закроешь дело.
Бурлен знал, что такого рода лаконичными советами Адамберга лучше не пренебрегать.
– Поясни свою мысль, – попросил он, – они тут будут минут через пять.
– Шуазеля не в чем упрекнуть. Чтобы найти, надо знать, что ищешь. Вот это, например. – Он протянул Бурлену листок из блокнота. – Я наспех снял этот отпечаток с поцарапанной обивки стола. И вот