Меч дьявола. Мэттью Хаффи
убрала тарелку и кружку и сказала, что ее зовут Вильда. Он попытался было подняться с постели, но Вильда потребовала, чтобы он снова улегся на тюфяк и еще отдохнул. Беобранд подчинился, и Вильда вернулась к своим хлопотам у очага.
Беобранд так и пролежал на тюфяке до вечера. Он только раз вставал и выходил наружу, чтобы опорожниться, однако как только он заходил обратно в помещение, Вильда тут же с суровым видом заставляла его снова лечь на тюфяк. Она была не очень-то разговорчивой, и Беобранд довольствовался лишь тем, что наблюдал, как она работает. Она вытерла поднос, на котором приносила ему еду и на который выплеснулось немного эля, достала выпеченный хлеб из глиняной печи, находящейся рядом с домом, и нарезала моркови и капусты для какого-то тушеного блюда. Затем она принялась ткать. Она, в общем-то, занималась тем, чем обычно занимается любая женщина, и, наблюдая за ней, Беобранд вспомнил о матери.
Ближе к вечеру к Беобранду ненадолго зашли старый монах, который назвался аббатом Фергасом, и бородатый мужчина, которого, как выяснилось, звали Альрик. Именно он несколько дней назад наложил Беобранду повязку на глаза и перевязал ему туловище, чтобы правильно срастались сломанные ребра. Эти двое спросили Беобранда, откуда он здесь взялся и что намеревается дальше делать. Однозначного ответа у Беобранда на второй вопрос не было, но он по крайней мере понял, что этим людям с их скромным достатком не очень-то хочется кормить того, кто не в состоянии работать. Им тем более не хотелось делать это после того, как их запасы были разграблены валлийцами. Они, правда, напрямик ему об этом не сказали, но он почувствовал их большую озабоченность. Как они смогут пережить зиму, если у них почти нет съестных припасов и если их больше не защищает король Эдвин? Беобранд заверил их, что он немедленно покинет монастырь, как только сможет самостоятельно ходить. Это их, похоже, успокоило, и они без промедления ушли, тем более что Вильда – оказавшаяся женой Альрика – заявила им, что Беобранд гораздо больше нуждается в отдыхе, чем они нуждаются в том, чтобы приставать к нему с расспросами.
Однако, прежде чем они ушли, Беобранд и сам задал им один вопрос:
– А как себя чувствует Кенред?
Аббат Фергас, уже дошедший до дверного проема, обернулся:
– В общем-то, неплохо. – Сделав паузу, он добавил: – Тата была его сестрой и единственной, кто еще оставался в живых из его родственников.
Эти слова заставили Беобранда содрогнуться. Уж он-то знал, что такое быть сиротой, и горечь утраты родственников была еще свежей. Его сердце болезненно сжалось при мысли о том, какие мучения сейчас, наверное, испытывает Кенред.
Фергас снова подошел к Беобранду.
– Это хорошо, когда человек способен чувствовать боль других людей, – сказал он. – В тебе много хорошего, юный Беобранд.
Только в этот момент Беобранд заметил, что по его правой щеке текут горячие слезы. Повязка над его левым глазом тоже стала влажной от слез. Нет, в нем не было ничего хорошего. Да и вообще нигде