Опальные. Василий Авенариус
самый нос, что он как кот, фыркнул и расчихался. Она залилась звонким смехом.
В полуоткрытой двери появилась белокурая девочка с огромным букетом полевых цветов в руке
– Ну, конечно, Зоенька! Guten Morgen, mein Herzenskind! (Здравствуй, мое серденько!) – сказал он, оборачиваясь к ней с ласковой улыбкой. – И опять цветы!
– Да, я набрала тебе свежих, эти вот у тебя со вчерашнего дня уже маленько повяли, – отвечала Зоенька, заменяя новым букетом вчерашний в стоявшей на клавикордах вазе. – А что это была за песня, Богдан Карлыч?
– Песня старая студенческая, ein altes Burschen-lied. Что она тебе понравилась?
– Та, что ты перед тем играл, мне больше по душе.
– Но та печальней.
– Вот потому-то мне и милей, покойная матушка баюкала меня всегда одной такой печальной песней. Ты, Богдан Карлыч, верно, ее слышал, про татарский полон.
– Может, и слышал, не знаю, право.
– Душевная песня! Особливо слова. Хочешь я тебе спою?
– Спой, дитя мое, спой.
И запела Зоенька стародавнюю колыбельную песенку о том, как татарове полон делили, как теща досталась зятю, а зять подарил ее своей молодой жене, русской же полонянке:
– Ты заставь ее три дела делать:
Что и первое – то дитя качать,
А другое – тонкий кужель[2] прясть,
Что и третие – то цыплят пасти.
Эту речь мужа-татарина Зоенька старалась передать грубым мужским голосом, а затем, как теща, укачивающая внучонка, понизила тон до нежного шепота:
Ты баю-баю, мое дитятко!
Ты по батюшке злой татарчонок,
А по матушке мил внучоночек,
Ведь твоя-то мать мне родная дочь,
Семи лет она во полон взята,
На правой руке нет мизинчика.
Ты баю-баю, мое дитятко!
И, вся просветлев, как дочь, узнавшая вдруг свою мать, девочка распростерла вперед руки, точно хотела броситься матери на шею, и закончила порывисто и звонко:
– Ах, родимая моя матушка!
Выбирай себе коня лучшего!
Мы бежим с тобой на святую Русь,
На святую Русь, нашу родину!
Голубые, как незабудки, глазки маленькой певицы блистали алмазами навернувшихся на них слез. И сентиментального немца-учителя стародавняя русская песня защемила, видно, за сердце.
– Славная песня! – сказал он. – Надо ее записать и перевести на немецкий язык.
– А потом и сам петь ее тоже будешь?
– И сам петь буду. А музыку сейчас подберем. Он стал подбирать.
– Постой, не так! – остановила его Зоенька и своими детскими пальчиками отыскала требуемые клавиши.
– Ага! Теперь знаю, – сказал Богдан Карлыч и уже полными аккордами передал основную тему песни.
– Голубчик, Богдан Карлыч! – воззвала тут к нему девочка. – Научи и меня это играть!
– А что батюшка твой скажет?
– Ничего не скажет,
Кужель или кудель – мочка, вычесанный пучок льна, изготовленный для пряжи.