Искусство как язык – языки искусства. Государственная академия художественных наук и эстетическая теория 1920-х годов. Коллектив авторов
внехудожественных содержаний, конструкция – знак той или иной идеи вещи, экспрессия – того или иного творческого субъекта и его отношения к миру идей и вещей.[661]
Как мы уже видели, и здесь используется семиотическая схема Шпета.
Изображение в искусстве не может быть просто подражанием эмпирической реальности, оно является «своеобразной, очень сложной функциональной связью воспроизводимых элементов с конструкцией и экспрессией художественного произведения».[662]
Ключевым здесь выступает понятие функции как сети связей, органической сплоченности, при которой нельзя рассматривать один элемент произведения вне его связи со всеми другими. Чисто эстетическая точка зрения проявляется во внутренней форме, т. е. в том элементе, который соединяет все другие элементы и все другие формы в целостную структуру.
Если портрет характеризуется «внутренним биографическим моментом», его композиция определяется как раз «функциональной связью между изображением человека и индивидуальной конструкцией картины», через которую выражается двойной экспрессивный пласт (художник и изображенная им модель), составляющий специфику портрета как формы искусства.[663]
Как у Шпета, так и у его «учеников» сфера личности, субъективности как будто ограничивается чисто экспрессивным моментом семиотического акта, она не может быть выражением значения, а только экспрессией созначения, которое лишь сопровождает собственно предицирующий процесс.[664]
Авторы сборника о портрете сознают всю сложность этого положения и поэтому настойчиво подчеркивают тесную связь, напряжение между двумя названными полюсами:
В портрете как таковом чисто конструктивные формы, схема построения картины как вещи как бы совсем и до конца растворяются между двумя встречными движениями, между выражением и экспрессией…Картина, как экспрессивное целое, есть настоящее внутреннее единство портретного изображения, в котором индивидуальность модели и индивидуальность художника сливаются в новое единство, подобное тому единству, которое возникает между актером и его ролью.[665]
В разных произведениях, где Зиммель обсуждает тему портрета, и прежде всего в «Проблеме портрета»,[666] он использует ряд подходов для того, чтобы анализировать эстетическое – и, шире, философское – значение портрета, который создается особыми формами, в первую очередь формами лица.[667] Он подчеркивает экспрессивные возможности лица, его пластичность, его сильную экспрессивность, существенно отличающуюся от экспрессивности жестов тела, ибо она представляет собой непосредственную запись эмоций. В изобразительных искусствах лицо – самое подходящее выражение души, потому что, если деятельность духа заключается в приведении в единство многообразия чувственных элементов, лицо в высшей степени обладает способностью визуализации единства в многообразии; оно является видимой структурой
Там же. С. 57.
Там же. С. 57–58.
Там же. С. 72.
На проблематичность понятия личного и открытость этой проблемы у Шпета, а также на определенную ее эволюцию в поздних его работах указывает содержательная статья И. М. Чубарова: