Искусство как язык – языки искусства. Государственная академия художественных наук и эстетическая теория 1920-х годов. Коллектив авторов
Boleslav Javorskij und die Emigranten. S. 193–209; O. Bobrik. La formation et l’évolution de theorie du «rythme modal» chez Boleslav Javorski. P. 184–195). Хотя со второй половины 1910-х гг. он интересовался теорией исторического материализма и под ее воздействием трансформировал свое учение о стилях в искусстве, в его гахновских работах прямое влияние идей исторического материализма, на наш взгляд, не ощущается.
952
Протоколы заседаний этой комиссии с 26 февраля по 26 сентября 1930 г. сохранились в РГАЛИ (Ф. 941. Оп. 5. Ед. хр. 68).
953
Э. К. Розенов. Вывод основных законов музыкального построения. Доклад, прочитанный на Комиссии по музыкальной эстетике 19 сентября 1924 г. (РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 5. Ед. хр. 5. Л. 6.). Ср.: Л. Л. Сабанеев. Музыка речи. Эстетическое исследование. С. 4 и др.
954
РГАЛИ. Ф. 941. Оп. 5. Ед. хр. 26. Л. 14.
955
П. С. Коган. О задачах Академии и ее журнала. С. 10.
956
См., напр.: С. Беляева-Экземплярская, Б. Яворский. Структура мелодии.
957
Несмотря на наличие нескольких искусствоведческих институтов в Москве и Петербурге, восприятие музыковедения прежде всего в качестве прикладной дисциплины как тенденция фактически сохраняется до сих пор.
958
О музыковедении в дореволюционной России ученик Иванова-Борецкого Ю. В. Келдыш писал: «В дореволюционной России музыковедения как особой, самостоятельной профессии вообще не существовало. Обучавшиеся в консерваториях по теоретической специальности готовились только к педагогической, а не к научной деятельности. Музыковедческие дисциплины, в отличие от большинства западных стран, не преподавались и в русских университетах. Лишь одиночки посвящали себя научной работе в области музыки, часто совмещая это с другой специальностью, так как занятие музыковедческими исследованиями не могло обеспечить материальной базы для существования» (Ю. Келдыш. 100 лет Московской консерватории. С. 112).
959
Г. Шпет. Проблемы современной эстетики // Искусство-1. 1923. № 1. С. 62.
960
Другой теоретический трактат Танеева, не завершенный им, – «Учение о каноне» – был издан под редакцией В. М. Беляева в 1929 г.
961
По воспоминаниям учеников, сам Танеев, будучи прежде всего музыкантом, композитором, в своих сочинениях и в оценках другой музыки стремился к «ясности процесса изложения», «его однородности с основным тезисом» (Б. Л. Яворский. Воспоминания о Сергее Ивановиче Танееве. С. 264). Он обостренно реагировал на нарушение логики и недостаток точности в любых проявлениях (и в теории, и в композиторском творчестве), будь то нечеткость в следовании конструктивным принципам или стилистическая эклектика, которую он находил, например, в музыке Н. А. Римского-Корсакова.
962
См., напр.: Несколько писем С. И. Танеева по музыкально-теоретическим вопросам; С. И. Танеев. Из научно-педагогического наследия.
963
«Nissuna humana investigatione si po domandare vera scientia, s’essa non passa per le mattematiche dimonstrationi» (Leonardo da Vinci. Trattato della pittura. Parte prima, § 1).
964
В трактовке