Золото Хравна. Мария Пастернак
о Йорейд, – сказала Вильгельмина, глядя в спины Стюрмиру и Финну, которые уже приближались к банному срубу. – Особенно когда на меня находит, вот как сейчас: чувствуешь что-то, но не можешь объяснить. Наверное, пора ее навестить. Я не была у нее с октября. А сейчас у меня такое чувство, будто она стоит рядом и говорит: «Вильгельмина, берегись этих людей». И за отца я начинаю волноваться. Что это за долг? И почему этот Стюрмир темнит? И вообще, кто он? Смотри, вон они уже подъехали к амбару. И правда ищут что-то…
– Они же сказали: следы волчьи.
– Длинный копает снег своей черной палкой. Он, что ли, раскапывает эти следы?
– Кто его знает. Я не сведущ во всех охотничьих хитростях. Может, он ищет помет? – Торлейв хмыкнул. – И вообще, выше нос, Рагнар Кожаные Штаны!
Вильгельмина понимала, что Торлейв хочет ее подбодрить, но не нашла в себе сил поддержать его шутливый тон.
Меж тем Стюрмир и Финн порыскали за амбаром и перешли к хлеву. Вильгельмина слышала, как они негромко переругиваются сквозь зубы. Их слова не предназначались для ее ушей, но она же не виновата, что слух у нее, как у лисицы.
– Может, он кривой, – проворчал Стюрмир.
– Сам ты кривой! Я все правильно рассчитал! – огрызнулся Финн. – Это чары! Она отвела его с помощью колдовства! Ты когда-нибудь видел, чтоб летело так? – и он описал в воздухе кривую указательным пальцем.
Вильгельмина удивилась.
– Слышишь? – спросила она Торлейва, глядя снизу вверх в его спокойные глаза. – Ты думаешь, они говорят про волков?
– Возможно, – коротко отвечал он. Слово «волки» не было для него пустым звуком, особенно сейчас.
Две недели назад в «Красный Лось» из-за Дальних Дубрав пришли трое лесорубов, которых нанял Откель Дуве для расчистки своего нового владения. Было то на святого Климента, и многие здешние бонды и издольщики после мессы отправились к Агнед пропустить кружку-другую пива по случаю праздника. Так что, когда перепуганные лесорубы вошли на постоялый двор, тот был полон народу. Этих лесорубов знали все в округе. Двое были братья, сыновья Торарина с Бабьего Двора – парни не робкого десятка; третий, Бёдвар из Хёдланда, тоже не из пугливых – здоровенный краснолицый детина, не дурак погулять и подраться. Перебивая друг друга, лесорубы рассказали, что этой ночью волки подходили к самому их костру.
– А вчера, как смеркалось, за холмом вой был такой чудной, – качая головой, прошептал Бёдвар из Хёдланда.
Завсегдатаи «Красного Лося», оставив кружки, подошли послушать. Лесорубы, то поминая всуе имя Господне, то сквернословя, то крестясь, то сплевывая, наконец объяснили, что произошло. К полуночи они ушли спать в свою палатку, одного же, как обычно, оставили караулить у костра – то был Сварт, сын Рунольва. Он должен был разбудить сменщика спустя какое-то время, но не сделал этого. Лесорубы проснулись поутру и подумали, что Сварт уснул у огня, но у потухшего костра его не оказалось. Головешки были разбросаны, будто Сварт пытался защититься ими от большого зверя. Снег тогда еще не выпал, и на мокрой листве и на грязи нашлось изрядно следов, старых и свежих. Бёдвар уверял,