Балапан, или Как исчез из России один народ. Victor Ekgardt
букву своего имени, старательно по привычке выводя ее латинским шрифтом. Но прежде чем приступить к последней части этой буквы, он вовремя вспомнил, что русская «Р» в отличие от немецкой «R», пишется без этой последней части, то есть хвостика. Во время написания второй буквы «о» его вдруг осенило, что Роберт – это не русское имя, и он остановился…
– Ро… ман, Рома, – подсказала хозяйка дома.
В ответ Роберт с радостью закивал головой, с благодарностью за такой неожиданный выход из затруднительного положения.
– Ну вот и познакомились, Рома, – сказала она, не считая нужным называть свое имя и имя своего супруга, их ведь и так все здесь знают.
Так не могло долго продолжаться. Роберт каждый день откладывал свой побег на завтра, со своим юношеским максимализмом, с энергией, задором и совершенно неоправданной верой в себя и в то, что мир не такой уж и большой, тем более отдельно взятая страна, надеялся скоро найти своих сестер-братьев и мать, по которым скучал неимоверно.
Überraschung[7]
Путь на восток продолжался. Колеса постукивали монотонно и размеренно, иногда сбиваясь с ритма на стрелках, но далее снова обретая его, продолжали монотонную музыку. Анна-Мария никак не могла взять себя в руки. Слезы ее буквально душили, не могла справиться с ними даже ради детей. Больше нечеловеческих условий угнетала неизвестность, отсутствие информации и невозможность ее добыть. Порой душила бессильная ярость, но все подминало под собой чувство безысходности.
Временами стали отказывать ноги, раньше никогда такого не бывало, а теперь хочет сделать шаг, а не получается, поднять ногу, чтобы поставить на ступеньку, – не слушается. Двигаться удавалось кое-как, да и то после основательной разминки-тренировки. В начале пути она еще присматривала за своими детьми, заботилась, чтобы они не отстали, умывала младших девчат, по возможности готовила еду, возилась со старшей дочерью Мари-Катрин, во время приступов ее болезни. Но потом как-то отстранилась от дел, отчасти из-за трудностей, связанных с передвижением на то и дело отказывающих ногах. И все хлопоты приняли ее дети, в том числе и уход за ней самой.
Степь нехотя, но все же отступала, и пейзажи становились веселее, местность – холмистее, появились кустарники и деревья, еще не леса, но уже и не степи – лесостепи.
В очередной раз остановились на длительную стоянку на узловой станции Кустанай, затерянной среди бесчисленных безымянных разъездов-полустанков в безграничной казахской степи, которая плавно переходила в леса.
Было довольно многолюдно. На соседних путях стояли еще два-три товарных состава. Кроме этого толкали туда-сюда какие-то бесконечно длинные или совсем короткие составы, в два-три вагона, сцепляли-расцепляли и вновь сцепляли, формируя и расформировывая поезда. Главный путь был свободен, и на нем практически беспрерывно горел зеленый свет в направлении запада, куда и проносились с оглушительным грохотом поезда, не снижая хода. Одни везли зачехленную военную технику. Под чехлами угадывались танки, пушки, тягачи,
Сюрприз.