Балашихинское шоссе. Иван Петров
мы уходим.
– А Михалыч где? – недовольно спросил тот, протирая глаза.
– Наверное, по нужде отошёл.
– Да что же он туда зачастил? Весь сортир, небось, загадил? – ворчал дед. – Охота ведь вам будить старика! Подождали бы его.
Он стал одевать сапоги.
– Автобус сделали, что ль? – спросил он.
– Да, – сказал Володя, – Теперь выспаться надо. К свиданию нужно выглядеть отдохнувшим!
– Хе-хе! – засмеялся дед. – Правильно, Володька! Молодец!
Выбежав из проходной на улицу, Рева догнал ожидавший его неподалёку автобус и залез в него:
– Всё, погнали!
Володя улёгся на то же сиденье в салоне, на котором недавно спал, и попытался заснуть.
Глава 9
Спустя полчаса они подъехали к дому тётки-учительницы. Всё было тихо. Лёнька дал короткий сигнал, потом выскочил из автобуса и прошёл во двор. Небо начинало светлеть. Первые проблески утра слабо пробивались сквозь тёмную синеву облаков. Было уже почти шесть часов. Мезенцев постучал в окно, затем прильнул к нему вплотную лицом, пытаясь разглядеть хоть какое-то движение внутри.
Вдруг дверь отворилась, и появились женщины, уже одетые и с сумками в руках. Они полушёпотом поздоровались с Лёнькой, и пошли за ним к автобусу.
Легкая дымка тумана окутывала безлюдные улицы. Через полчаса переулками доехали до морга. Дежурный узнал женщин, вероятно, с ним обговорили заранее столь ранний приезд.
Ленька разбудил заснувшего на заднем сиденье Володю.
– Пойдём, – тихо сказал он, – Гроб притащим.
Утренний холод прогнал сон. Когда все вновь залезли в автобус, Рева, как и договаривались, сел за руль. В церковь ехали молча. В Никольское приехали в начале восьмого. Батюшка уже был на месте. Но отпевать начал только после службы, которая длилась часа полтора.
Во время заупокойной Володя стоял в сторонке чуть сзади. Ленька остался в автобусе и, вероятно, спал. Вполуха Рева слушал молитвы священника, которые читались вполголоса, и были ему непонятны. Он не помнил, когда был в церкви в последний раз. Наверное, это было давно, в детстве. В памяти всплыл образ покойной матери. Ее не отпевали. А со времени похорон на ее могиле он и был то всего пару раз. «Вот каков ее единственный сын! – подумалось ему. – Но что ей теперь до моих посещений?» Хождение на кладбища казались ему какими-то старыми предрассудками ворчливых и вечно недовольных бабок. Они и ходили туда, наверно, только чтоб поглазеть друг на друга. По его мнению, многими из них двигала скорее не память к усопшим, а некая привычка, ритуальная обязанность навестить «почивших» родственников по праздникам лишь потому, что все так делали, и это было правильно, а почему и зачем – не их ума дело! А в то же самое время многие живые родственники оставались без внимания и участия с их стороны, хотя возможно и не всегда нуждались в нем. Обычно люди начинают вызывать жалость и сочувствие, когда они уже умерли, и это сочувствие им уже ни к чему. А пока были живы, терпели к себе