Пропащая. Ирина Григорьева
больше не было наивности и испуга. Она смотрела на меня пристально, даже немного прищурившись, как будто изучала.
Мне стало неуютно от того, что мы вдруг поменялись местам. Чтобы хоть как-то снять напряжение, я подкатился в кресле к столу, в этот момент она снова опустила голову и тихо произнесла:
– Я бы не задавала этих вопросов, если бы не понимала, что гибну.
– Ты хотя бы это понимаешь, – я больше не старался быть учёным мужем. – Ты говори, но не выноси сама себе вердикт – это мешает. Попробуй погрузиться в свой страх. Не беги от него! Не пытайся его объяснять. Просто стань им. Ты справишься – я в этом уверен!
– Я думаю о том, что боюсь любви. Она слишком нереальна для меня. Чтобы тебя любили – надо быть кем-то. В общем, это надо заслужить, ну… Вы понимаете… Просто так ведь не любят, что бы там не писали в умных книжках – такого не бывает. Для любви должна быть причина. У меня такой нет. Я думаю, что боюсь любить и быть любимой. Так странно… Разве может быть рядом человек, который поймёт тебя? Нет… Поэтому лучше нести чушь, а ещё лучше – давать этому человеку то, что он хочет, чего ждёт, и не задавать лишних вопросов.
– Что ты подразумеваешь под лишними вопросами?
– Любит ли он?
– А что будет, если он скажет, что нет?
– Больно.
– А если – да?
– Всё равно больно, потому что это – неправда.
Вот мы и докопались!
Она не считала себя достойной любви. И любой намёк со стороны противоположного пола воспринимает только как похоть. По-человечески мне было жаль её. Трудно жить с такими мыслями и оставаться довольной.
От встречи к встрече я видел, как она хорошела. Она стала довольно искусно подкрашивать глаза, одевалась скромно, но это ещё больше подчёркивало её сексуальность. Она, бесспорно, могла вызывать интерес у мужчин, но, видимо, портила любые такие отношения на корню.
Я решил спросить её об отце:
– Ты мало рассказываешь об отце. Какие у вас были отношения?
Она заулыбалась, но глаза всё ещё оставались печальными.
– Не знаю даже. Все говорили, что он очень любил меня, но он лично никогда не делал мне подобного признания. Он заботился обо мне, многое прощал. Но чаще был грубым. Да и я сама впервые призналась ему в любви только у гроба. До этого смелости не хватало или желания. Чёрт его знает…
– Тебе больно говорить о нём? Ты бы хотела получать от него больше любви?
– Я получала то, что заслуживала. Так говорила мама.
– И ты ей верила, – закончил я за неё.
– Ну да.
– Давай сейчас на секунду представим, что твой отец здесь, сидит перед тобой и ждёт, что ты сейчас скажешь ему всё, что так давно хотела. Попробуй.
Она ничего не ответила, но по тому, как поменялась её поза, как побелели костяшки сжатых пальцев, я понял, что она собирается с мыслями.
Она начала неуверенно и тихо.
Её голос срывался, она то и дело поправляла волосы, вытирала