Век императрицы. Натали Якобсон
тени обступили Марселя. Одна из них обняла его за талию и поцеловала в шею, и юноша содрогнулся от резкой пульсирующей боли. Что-то обожгло кожу на незащищенном горле. Струйка крови скатилась на воротник, но ему уже было все равно, он смотрел, как все новые и новые тени появляются из мглы, а ангел равнодушно наблюдает за ними, прислонившись к постаменту какой-то статуи.
– Эдвин! – хотел позвать Марсель, но зов потонул в новом приступе боли, голова закружилась от бессилия. Черные платья легко шелестели вокруг него, светились белые лица, одухотворенные и печальные, манящие, как сама тайна.
– Ты ведь не хочешь, чтобы твой протеже остался здесь навсегда? – тихо спросил приятный мужской голос, который Марсель уже, казалось, слышал где-то раньше, но вопрос был обращен не к нему, а к Эдвину.
– Нет, я только хочу, чтобы он узнал, что такое подземный мир и не стремился больше вслед за мной в преисподнюю, – так же тихо ответил Эдвин и повелительным жестом отослал собеседника прочь.
Марсель готов был вечно оглядываться на светящийся нимб волос своего проводника по иным мирам, но чья-то тонкая сильная рука обхватила его за подбородок и заставила отвернуться. Теперь он видел только визави – хрупкую, болезненно-бледную даму с мушкой на щеке и других женщин за ее спиной. Если бы не матовые обнаженные плечи и кружевная отделка бальных нарядов, то темные тона можно было бы принять за траур, а самих леди за плакальщиц. Но вот одна из них чуть склонила голову на бок и улыбнулась. В ровном ряде жемчужных зубов сверкнули два заостренных резца. Марсель уже смотрел поверх чернокудрых голов на плоскую стену, точнее на небольшой участок над стрельчатой нишей, выше расписного плафона потолка. Краски на фреске, которая привлекла его внимание, высохли и частично облупились, по изображению тянулась сеточка трещин, но нарисованная девушка все равно была чудесной и неземной, как библейский персонаж, как мадонна. Марсель узнал те черты, которые так тщательно сам вырисовывал на холсте, узнал даже сверкающего змея, свившегося кольцами возле ступней красавицы. Точно такого же змея изобразил он сам на своих набросках. Правда, он ни разу не рисовал в руках у красавицы длинный свиток с магическими письменами, никогда не окружал свою картину причудливым бордюром из рунических знаков. Он бы смотрел на фреску вечно, но та дама, что улыбнулась ему, неожиданно приблизилась, закатала ему рукав и прижалась губами к оголенному запястью. Марсель следил за происходящим отстраненно, как за каким-то ритуалом, который он не в силах ни приостановить, ни изменить. Он не сразу ощутил боль от укуса и режущее жжение в открывшейся ранке на запястье. В ушах звенело от шепотов, тихого сосущего звука возле собственной, незащищенной больше рукавом руки и шелестящего, мелодичного смеха. Когда он проснулся у себя в постели, то этот смех все еще стоял у него в ушах.
Он не помнил, чем закончилось его маленькое приключение в подземелье, помнил только долгий ночной вояж по таинственным улицам, шаги незримых горожан, мерное покачивание