Век императрицы. Натали Якобсон
о страхе их владельца перед огнем.
Марсель вдруг подумал, что нужно было бы взять плащ и укрыть им спящего Эдвина, чтобы тот не продрог на сквозняке. Если только он не привык спать, свернувшись клубочком, на крыше каких-нибудь особняков, то теплое покрывало – мера необходимости. Это слишком трогательная забота о духе, конечно, но ведь Эдвин не только призрак, он ему друг. Марсель потянулся к плащу, полощущемуся на окне вместо занавеси, но остановился, пораженный собственным порочным, даже вороватым желанием. Ведь Эдвин спит, он может ничего не заметить.
Перед тазиком для умывания тускло поблескивали бритва и острые маленькие ножницы с загнутыми концами. Такими ножницами обычно обрезают ногти или подстригают волосы. Марсель схватил их, придвинулся к подушке, озаренной мерцанием золотых кудрей, и быстро срезал одну прядь у Эдвина с головы.
– Что ты делаешь? – блестящее мягкое крыло шевельнулось. Эдвин чуть повернул голову и напоролся на острие ножниц.
Марсель вздрогнул, заметив, как по нежной гладкой коже на шее гостя потекла багряная струйка. Кровь капнула на подушку.
– Прости! – Марсель ощутил вину.
– Ничего страшного, – Эдвин наклонил голову, пытаясь рассмотреть ранку. Ему на щеку упал длинный светящийся локон. Тот самый локон, который Марсель только, что отрезал, но ведь такого не может быть, волосы не отрастают так быстро. Прядка вилась и змеилась, касаясь гладкой щеки и, казалось, за прошедшее мгновение стала еще длиннее. Может, он не успел обрезать ее. Нет, Марсель чувствовал, что в кулаке у него зажата шелковистая прядь.
– Не расстраивайся так! – произнес Эдвин, очевидно, приняв его замешательство за искреннее раскаянье.
Марсель смотрел на кровь Эдвина, на прозрачную алую струю, катившуюся по коже, и она казалась ему самым восхитительным, что только может быть, и самым пугающим. Он считал, что нет ничего хуже пролитой крови, так почему же эта кровь манит его, как самый изысканный, сладчайший нектар.
Он, должно быть, сходит с ума, если считает кровь, текущую по венам, амброзией, предназначенной для питья. Струйка крови осталась на коже, капнула на расшитый речным жемчугом воротник, но ранки больше не было. Кожа Эдвина снова стала чистой и гладкой. Не осталось никаких следов от пореза.
– Как это возможно… – Марсель не посмел напрямую спросить, как порез на коже может зажить меньше, чем за пару секунд, он только изумленно вздохнул, попятился от Эдвина в другой угол комнаты.
– Тише, – Эдвин прикрыл веки, вслушиваясь в скрип расшатанной половицы под ступней Марселя и в какие-то другие звуки в нижних помещениях, под полом мансарды. – Ты же не хочешь объявить всем соседям о свершении чуда?
Вопрос, явно, был риторическим. Эдвин, наверное, отлично знал, что Марсель опасался прослыть ненормальным, и так те, кто жил рядом, чурались его, как не вполне смышленого паренька, который вместо того, чтобы стремиться к неплохой карьере, тратит время и силы на