Перекрёстки детства, или Жук в лабиринте. Альберт Светлов
его, как нищеброда-неудачника, недостойного внимания и побоится, что услышит просьбу о помощи.
Стоит ли рассказывать этому маленькому мальчику, восторженно внимавшему стихам о любви, что однажды та, кого он будет любить до конца жизни, и помнить даже тогда, когда не будет узнавать никого из окружающих, звать её, уже будучи, почти, не в состоянии говорить, поменяет его чувства на более обеспеченную жизнь, выкинув за порог холодным декабрьским вечером? И идти ему будет некуда.
Надо ли ему это знать?
Поможет ли ему это в жизни?
Ты! Рассказал бы ты самому себе четырнадцати-пятнадцатилетнему о том, что его ждёт в недалёком будущем?
Смог бы он понять твои предостережения?
Понял бы ты себя?
Ты уверен?
Точно?
А сейчас-то ты себя понимаешь?
А, рассказав ему, всё, что помнишь, ты остался бы собой?
А о романтическом знакомстве с той женщиной, что бросит его, о запоздало вспыхнувшем и пожравшем его чувстве, рассказал бы?
А историю о том, на фоне непрерывных домашних скандалов, непрекращающейся травли со стороны тёщи, он в прогулках по предвечерним душным июньским переулкам, куда убегал, лишь бы только не слышать визга этой истеричной старухи, повстречает давнюю знакомую и переспит с нею? И не один раз… И не станет особо скрывать сего факта от любимой?
Слабо?
А надо?
Ты, вообще, хоть раз задавал себе подобные вопросы?
Так, может быть и замечательно, что путешествие во времени невозможно? Встреться ты сам с собой, переместившись лет на 30 назад, что бы ты сделал? Просто покатал бы на мотоцикле себя маленького, посмотревшись в свои детские глаза, как в зеркало для героя?
Или, что?
Наше детство всегда находится за нашим левым плечом, и чем быстрее и дальше мы от него уходим, тем ближе оно к нам.
Неуловимое это мгновение мелькает и исчезает, потревоженное рычащей из дорогого автомобиля какофонической мелодией. И вот, тебе уже снова сорок пять лет, у тебя куча болячек, тебе нужно не опоздать на городской автобус и, самое главное, ты не можешь точно сказать, был ли ты этим двенадцатилетним пацаном, которым, всего-то на миг, почувствовал себя мгновением ранее. И это досаднее всего. Это настолько гложет тебя и не отпускает, что ты станешь приезжать сюда снова и снова, чтобы понять, происходило ли на самом деле всё то, о чём ты только что вспомнил? И не просто приезжать, а раз за разом проходить теми тропками, что проходил он, сидеть на том же камне у берега реки, на котором, когда-то, сидел он…
Или это всего лишь сон? Ведь часто во сне мы можем увидеть то, о чём раньше не имели никакого представления. Мы узнали это и забыли. А, если всё случившееся не было сном, то где оно? Куда оно ушло? Можно ли его увидеть и потрогать? А если нет, то как соединить себя с тем ребёнком, что бегал по этим холмам, кувыркался в этой траве, смотрел в это синее небо?
«Ой-ли?» –