Дорога надежды. Анн Голон
Она слышала свое собственное учащенное и прерывистое дыхание, со свистом вырывавшееся из ее пересохших губ. Она умирала.
«Нет, – повторяла она. – Нет. Борись и побеждай. Это твой долг перед ним. Потому что, даже если я не нашла его, я не могу… не могу оставить его одного. Я нужна ему. Я должна выжить ради него. Самого сильного и самого свободного из всех мужчин. Он любит меня. Я живу в его сердце. Он сам сказал мне об этом. Я не могу нанести ему такой удар. Слишком много ударов получил он от других. И все же как бы хотелось уйти туда, где лихорадка стихнет. Умирать нельзя. Надо бежать из гарема…»
«Скоро придет Колен. Он убьет Османа Ферраджи. Так уже было. Он поведет меня дорогами свободы в Сеуту, где господин де Бретей уже ждет меня по приказу короля. Колен, Колен, прости меня».
«Так что он был не в счет. Их, получается, было бы семь, а не шесть. И колдунья Вуазенша сказала: шесть. Его не было в моей судьбе. Не было! Тсс, молчи! Это секрет. „Потому что, – склоняясь над ее изголовьем, шептала разбитная повитуха, пряди волос которой торчали из-под грязноватого чепца, – дамочка, уж верьте мне, не стоит жалеть ни о чем… Дети только осложняют жизнь. Если их не любишь, они мешают. Если любишь, становишься уязвимой…“»
«Колен, Колен, прости меня! Увези меня с собой. Поспешим! Я не хочу, чтобы он отплыл, думая, что я покидаю его на этом берегу».
«Где же он?»
Несмотря на ее зов, он не приходил. Странные силуэты, склонившись над ней, старались ее усмирить, утихомирить. Она отбивалась, пытаясь выскользнуть из их рук и убежать.
Пронзительный детский плач сверлил ей виски, прорываясь сквозь назойливую и изнуряющую суету призраков, плач напуганной до смерти девочки, зовущей мать. Анжелика узнала голос Онорины. Онорины, о которой она позабыла, которую оставила одну, Онорины, которую королевские драгуны вот-вот бросят в огонь или на пики.
Она увидела, как та пытается вырваться из их тисков, как ее волосы развеваются на ветру, такие же огненно-рыжие, как у отвратительного Монтадура, такие же красные, как ужасные островерхие шляпы королевских драгунов. Хвосты, приделанные к шляпам, непристойными языками извивались вокруг мерзких рож рейтаров, одержимых жестокой и порочной жаждой погубить ребенка, выброшенного из окна горящего замка.
Она страшно закричала, и то был крик агонии.
И в тот же миг воцарилась тишина, и она увидела, что находится в спальне дома миссис Кранмер.
Она была в Салеме, американском городке, чье название означает «мир», но чьи жители в мире не живут никогда.
Она прекрасно узнавала эту спальню, и ей было странно видеть ее в таком необычном ракурсе, довольно-таки забавном. Ибо она воспринимала все, как если бы обозревала комнату с балкона верхнего этажа.
Кровать в углу, сундук, секретер, небольшой столик, кресло, зеркало, квадраты ковров – и все это смещено, сдвинуто со своих мест потоком людей, которые входили, устремлялись куда-то, заламывали пальцы, руки, выходили, казалось, звали кого-то, кричали. Однако этот нелепый танец, воспринимавшийся через призму приятной тишины, не раздражал