Солдаты поневоле. Эльзасцы и Вторая мировая война. Бернар Клерляйн
Три дня спустя, 18 июня 1940 года,[17] в день, который в будущем станет знаменательным, хотя мы тогда об этом ничего не знали, Шатенуа заняли немецкие солдаты. Их встретили с недоверием, но уважительно – старики еще помнили то процветание, которое знавал Эльзас между 1871 и 1914 годами. Один из этих солдат спросил мою мать, далеко ли еще до Англии. Она ответила, что еще очень далеко. Солдаты думали, что они уже рядом с Англией и что прямо отсюда выиграют войну еще до конца лета… Тот солдат был из полка Grossdeutschland.
На следующий день все надписи поменяли на немецкие (Mairie превратилась в Rathaus…[18]). В магазине, где я работал, все счета тоже переделали на немецкие. В Шатенуа были польские пленные солдаты, они жили на прядильной фабрике. Жители города иногда давали им хлеб, так как у них было мало еды, но немцы на это смотрели косо. Эти пленные плавили французские монеты и делали из них кольца, а в обмен им давали хлеб. Один из них дал мне кольцо, которое я храню до сих пор. Однажды, в 1941 году, во время собрания гитлерюгенда, разразилась драка с переворачиванием столов в помещении, где происходило собрание. В этом сборище участвовал один из моих приятелей из Шатенуа, Адольф Пфриммер. Всех, кто там был, забрали в исправительный лагерь в Ширмеке.[19] После освобождения их тут же отправили на русский фронт. Адольф дезертировал в 1943 году и перешел к русским. В мэрии Шатенуа он числился в списке дезертиров.
RAD – имперская трудовая служба
В течение первой части конфликта я не принимал участия ни в каких гитлеровских ассоциациях, но с апреля по сентябрь 1942 года я был призван в RAD (Reichsarbeitsdienst – трудовая служба рейха[20]). Меня послали в Зюдмюле, около Мюнстера, в Вестфалии, а потом куда-то рядом с Оснабрюком. Там я работал на расширении аэродрома в маленьком городке Ашмер. Самолеты «штукаc» и «мессершмитт» были укрыты ветками деревьев и прочей зеленью, чтобы английские самолеты их не заметили. Оснабрюк был достаточно большим городом, поэтому англичане прилетали его бомбить каждую неделю, в ночь с пятницы на субботу. Здания были сильно повреждены бомбардировками, на многих крышах не осталось ни одной целой черепицы.
Во время налетов, даже ночью, надо было выходить из бараков и прятаться в траншеях, специально выкопанных для этой цели. Унтер-офицер говорил нам: «Wollt ihr machen dass ihr raus kommt, da schleichen sie wie die Grossfäter»[21] («Хотите выбраться отсюда живыми, ползите, как в свое время ваши деды ползли»). Кроме бомб, англичане сбрасывали и листовки, в которых говорилось, что Германия уже проиграла войну.
Однажды меня послали по делам RAD в прачечную в городе. В этой прачечной я встретил французских пленных из Руана и Нормандии. Я перекинулся с ними несколькими словами и дал им сигарет, что сильно не понравилось сопровождавшему меня немецкому унтер-офицеру, и он посмотрел на меня весьма злобно. Еще я видел русских гражданских пленных, которые шли по городу босиком. Один немецкий солдат тогда сказал: «Würmer, diese Hunde fressen Würmer!» («Червей, эти собаки едят червей!») Я подумал, что, если бы у них была хоть
18 июня 1940 года Шарль де Голль произнес по радио из Лондона свою знаменитую речь, в которой заявил, что война для Франции, несмотря на оккупацию, еще не закончена, и призвал французов не опускать руки и вступать в движение Сопротивления.
Mairie
На территории Эльзаса существовало два лагеря недалеко друг от друга. Один из них, Штрутхоф, был лагерем уничтожения и медицинских опытов на людях, через него прошло около 40 000 человек. А второй, упомянутый лагерь в Ширмеке, был трудовым, и туда ссылали «на перевоспитание», например, за недостаточно почтительное отношение к новым властям, за гомосексуализм или проституцию, туда же попадали и семьи тех, кто смог уйти через границу в свободную зону или уклонился от призыва в армию. Через него прошло около 25 000 человек.
Подробнее – см. примечание на с. 16.
Иностранные слова и фразы, данные курсивом, приведены на немецком языке, если не указано иное. Также курсивом даны русские слова, приведенные автором по памяти и потому записанные латиницей. Мы надеемся, что отличить их друг от друга не составит труда. –