Лицо в темноте. Нора Робертс
дозу успокоительного. В себя она придет не раньше чем через десять или двенадцать часов. И даже тогда я не гарантирую, что она сможет говорить или что я позволю вам расспросить ее.
– Просто позвоните. – Лу оглянулся на комнату ожидания. – У меня тоже есть сын, доктор.
Эмме снились кошмары. Она хотела позвать отца или маму, но не могла. Чья-то рука закрыла ей рот и глаза. Тяжесть давила ей на лицо, заставляя проваливаться в черную глубину.
Детский плач. Эхо его разносилось по комнате и отдавалось у нее в голове, пока ей не начало казаться, будто Даррен оказался у нее внутри и теперь кричит, пытаясь выбраться наружу. Она хотела подойти к нему, должна была подойти – но путь ей преграждали две двухголовые змеи и рычащие, щелкающие зубами твари с черными, сочащимися слюной клыками, со всех сторон обступившие ее кровать. Стоило ей только опустить ноги, чтобы слезть с нее, как они бросались к ней, шипя, плюясь и злобно скалясь.
Если она останется в постели, то будет в безопасности. Но ведь ее звал Даррен.
Она должна быть храброй, храброй настолько, чтобы подбежать к двери. Когда это случилось, змеи исчезли. Пол под ее ногами казался живым, теплым, пульсирующим.
Она оглянулась. Это была ее комната, с игрушками и куклами, аккуратно расставленными по полкам, и Микки Маус жизнерадостно улыбался ей. Но, пока она смотрела на него, его улыбка сменилась злобным оскалом.
Она выбежала в коридор, где ее поджидала темнота.
Здесь играла музыка. Тени, такое впечатление, танцевали под нее. Из темноты доносилось дыхание, тяжелое, хриплое дыхание, рычание и шорох, как будто что-то сухое скользило по доскам. Когда же она бросилась на крик Даррена, то ощутила, как чье-то горячее дыхание обожгло ей руки, а скользкие пальцы ухватили ее за лодыжки.
Дверь была заперта. Она тянула ее на себя и стучала, крики братика становились все громче, но их заглушала музыка. А потом под ее маленькими кулачками дверь вдруг растаяла. Она увидела какого-то мужчину без лица. Она видела лишь блеск его глаз и зубов.
Он шагнул к ней, и она испугалась его сильнее, чем змей и чудищ, зубов и когтей. Обезумев от страха, она бросилась прочь, слыша за спиной пронзительные крики Даррена.
А потом она поняла, что падает, падает куда-то в темный и глубокий колодец. Она услышала какой-то звук, словно переломилась сухая веточка, и попыталась закричать от боли. Но она могла лишь падать, падать молча, бесконечно и беспомощно, слыша, как отдается в ушах музыка и крики братика.
Когда она очнулась, было уже светло. На полках не было никаких кукол. Да и полок тоже не было, одни лишь голые стены. Сначала она решила, что оказалась в гостинице. Она попыталась вспомнить, как сюда попала, но у нее тотчас же разболелась голова – горячей, тягучей болью, отдающейся во всем теле. Застонав, она повернула голову.
В кресле спал ее отец. Голова его откинулась, клонясь к плечу. Заросшее щетиной лицо было бледным, лежавшие на коленях руки – сжаты в кулаки.
– Пап!
Уже пребывая в полудреме, он быстро стряхнул с себя сонную одурь. Дочка лежала на белых больничных простынях, широко