«Ночные летописи» Геннадия Доброва. Книга 1. Геннадий Добров
общем, дети элиты. Эту школу даже называли – не школа одарённых детей, а школа детей одарённых родителей.
Спящий
Я же принадлежал к другой части учеников этой школы, к детям из провинции, которые жили в интернате. Они и ночевали в школе, и в баню ходили тут по талонам (рядом баня находилась). А некоторым детям из глухих мест даже давали казённую одежду – брюки, рубашки, курточки, ботинки, носки… всё-всё давали им. Мне ничего не давали, потому что у меня был отец, он платил за моё пребывание в школе.
В интернате в комнате рядом со мной стояла кровать мальчика из Уфы Геры Сысолятина, сейчас он уже заслуженный художник России. С другой стороны спал Володя Кутновский, он был сыном главного врача Новосибирска (о нём потом отдельная история). Дальше находилась кровать Полякова, мальчика из Минска, он занимался скульптурой. Ещё дальше была кровать Энгеля Исхакова, уйгура. Это удивительно, как он попал в Москву из такой дали, почти с границы с Китаем, талантливый мальчик, потом он тоже в институте учился.
Одна девочка из Оренбурга, Лариса Даватц, недавно вернулась с родителями из Китая. Варвара Пирогова приехала откуда-то из Сибири. Борис Овчухов раньше жил в какой-то глухой деревне под Ульяновском и тоже оказался в Москве. В общем, на какую кровать ни посмотришь…
И я понял, что проводилась политика такая, планомерная сталинская политика – найти детей и воспитывать их, как говорится, с младых ногтей, чтобы получить из них нужных государству художников. Государство должно было быть уверено в том, что у него есть свои художники, которые будут делать то, что нужно партии. Конечно, в открытую так никто не говорил, это бы звучало грубо.
Учились дети с Байкала, из Улан-Удэ, из Якутии, с Кавказа, из Армении, из Грузии. Потом эти дети должны были дальше учиться в институте. Так что к ним уже присматривались, за ними следили… кто сможет дальше учиться, кто, может быть, оставит это дело. Если даже кто бросал это поприще, претензий никаких не было. Уходил человек, оставались другие, и это, конечно, естественно, потому что люди в 13 лет ещё не осознают своего призвания. Даже в 30 лет могло всё измениться. Но иногда дети чувствовали, что их тянет к чему-то другому, гораздо раньше.
Я говорил уже, что рядом со мной стояла кровать Володи Кутновского из Новосибирска. Володя вдруг появился в нашем классе посреди года после зимних каникул. Я думаю, что по совету каких-то художников отец его привёз и договорился с директором. Володю приняли сразу в четвёртый класс и посадили за парту. Это был необыкновенно талантливый еврейский мальчик. Он так играл в шахматы, что обыгрывал абсолютно всех в интернате.
В интернате. После занятий
Двери наших комнат в интернате выходили в холл, где все встречались и общались. Там тоже стояли большие греческие скульптуры и в больших рамах висели картины учеников, которые учились в старших классах или уже окончили школу. В аквариуме плавали красные, чёрные и жёлтые китайские рыбки