«Ночные летописи» Геннадия Доброва. Книга 1. Геннадий Добров

      Потом у нас был преподаватель Молчанов. Однажды, когда я уже стал немножко постарше, я его спрашиваю: Константин Михайлович, можно я приду к вам в мастерскую, мне интересно посмотреть, как вы работаете. – Он говорит: приходи.

      И вот я пришёл на Масловку в его мастерскую. А он как-то так жил, что и квартира его, и мастерская рядом находились. И я сначала прошёл мимо жилых комнат, а потом оказался в его мастерской, продолговатой комнате, завешенной рисунками. И он говорит: Гена, ты хорошо рисуешь, я тоже всю жизнь рисую и всю жизнь преподаю в художественной школе. Мне так нравится преподавать, так мне нравятся дети, что я готов прямо танцевать с ними на праздниках. Но, говорит, теперь я решил написать картину, и у меня не получается тут женская фигура. Надо бы, чтоб кто-то мне попозировал, но платить денег нет. А так никого не допросишься. (И тут входит его жена.) – Я спрашиваю: а ваша жена разве не может вам попозировать? – Он так тяжело вздохнул и говорит: да когда мы познакомились с ней, она с удовольствием мне позировала, а теперь ей некогда, ей всё время некогда, и она вообще отказалась мне позировать.

      Я так удивился и подумал: что же это за жена, которая отказывается позировать мужу. Ведь позировали же жёны Рембрандту, Тициан рисовал дочерей, это первые близкие люди, которые помогают художнику. А если они не помогают, если художник даже страдает оттого, что они не помогают, зачем же они тогда нужны? (Так я подумал.) И это вот первая мысль у меня была, которая легла в основу моего отношения к женщине как к помощнице художника. Я уже понимал, что художник не может работать один, ему нужны помощники. А если женщина отказывается быть помощницей, если она живёт сама по себе, рожает детей, воспитывает их, кормит, а художник живёт сам по себе, то получается, что они не связаны. У неё свои интересы, у него свои. Зачем же тогда они вместе живут? Жить нужно для того, чтоб помогать друг другу. (Такие у меня были мысли после посещения мастерской Молчанова на Масловке.)

      Вообще, художественная школа пользовалась огромным вниманием государства. Там преподавали не только лучшие педагоги, но и устраивали встречи с другими художниками, которые рассказывали о своей работе. Вот, помню, в интернат к нам приходил художник Чуйков, его картины висели в Третьяковской галерее. У него в нашей школе учился сын Иван, и он, как родитель, видимо, считал своим долгом как-то помогать школе. Когда он приходил, то тут дети, конечно, тащили стулья и садились вокруг. А рассказывал он о том, как ездил в Индию и рисовал там бедных неприкасаемых людей, с которыми все боялись даже здороваться, чтобы не заразиться. Это в Индии шло ещё с доисторических времён. И много раз правительство выступало против этого обычая, хотело признать неприкасаемых полноценными людьми, дать им права лечиться в больницах, учиться в школах. Но обычаи оказывались прочнее, и через какое-то время опять эти неприкасаемые оказывались в прежнем положении