«Ночные летописи» Геннадия Доброва. Книга 2. Геннадий Добров
говорит: Гена, какое у нас правительство хорошее, какие чудесные люди. Ведь я была совершенно брошенная, мать за мной не ухаживала, я всегда спала на железной койке без матраса, без всего. Потом мать меня вообще бросила, думала, что я умру, но я вот как-то выжила. А теперь у меня и квартира отдельная, и пенсия большая, и социальный работник приносит продукты, и занавески красивые, и кошка есть – я просто счастлива. А у неё всё тело изуродовано, ножки маленькие, скрюченные, не держат, передвигается только с табуреткой. Но благодарности ко всем нет предела. И это удивительно на фоне жалоб и обвинений властей совершенно здоровыми людьми.
Когда я стал рисовать под Москвой, я не ставил уже себе целью нарисовать в одном месте обязательно два-три рисунка, я рисовал столько, сколько получится. После Данков я поехал в Кучино. Там жил бывший солдат без обеих рук, но он научился писать пальцами ног. Смотри, говорит, я сейчас товарищу напишу. Тут у него чернильница-непроливашка, бумага, конверт «С Днём Победы». И вот он пальцами ноги зажимает ручку, макает в эту чернильницу-непроливашку и начинает писать. Написал «поздравляю». Я читаю, всё понятно, как бы даже ровно. Он говорит: так и рисуй меня, а я буду писать письмо. Начали работать. Вдруг прибегает другой инвалид (с руками, с ногами) и зовёт его: Вася, в туалете вода хлещет из бачка сверху. Невозможно зайти, кругом всё заливает.
Письмо другу-однополчанину
Этот мой Вася соскочил, побежал туда в туалет. Я тут остался, жду, думаю, может, через час вернётся. А он приходит уже через 15 минут – весь мокрый, в извёстке какой-то (там вода хлестала в потолок, в стены). Я спрашиваю: ну что? – Как что? Починил, говорит. – Я поразился: Вася, как же ты мог починить, там же высоко? – Ну вот, говорит, принесли мне стремянку, я залез и ногами там всё сделал. – Я едва поверил ему: ой, Вася, как же ты так умеешь? – А я, говорит, почти всё умею. Ты видел, как я на лыжах катаюсь? Завтра, говорит, посмотришь.
Назавтра выхожу, а он уже на лыжах стоит. Тут как-то ему надели пиджак, пуговички застегнули. И он покатился на лыжах. Эти пустые рукава болтаются во все стороны, а он едет. Ой, до чего натуры сильные, какие непреклонные были характеры. Вот, думаю, у этих людей надо учиться жить, учиться преодолевать трудности – без слёз, без истерик, без каких-то жалоб и обвинений.
Лыжная прогулка
Эти люди, у которых настоящее горе, они всегда бодрее и как-то веселее тех людей, у которых горе мнимое или его ещё совсем нет. А здесь – боже мой, что за люди! Это какие-то героические личности.
Мало того, что они прошли через все тяготы войны, но и сейчас они смогли примириться с судьбой. Как будто… так и надо. Как будто решили – раз так жизнь пошла, по такой колее, ну что? Ну что теперь делать? И так можно жить. Вот отличительная их черта – они не жаловались. И на Валааме я сразу это заметил. Там же жили инвалиды войны и тюремщики. И инвалиды войны никогда не жаловались, у них и в мыслях даже не было – кому-то писать, что-то просить, требовать. Нет. Действительно, они жили по правилам трёх «не» –