«Ночные летописи» Геннадия Доброва. Книга 2. Геннадий Добров
работы на два часа? – А Борис Никанорович говорит: Ген, соглашайся, ты ещё сам не понимаешь. Как говорил Тютчев –
Нам не дано предугадать,
Как наше слово отзовётся,
И нам сочувствие даётся,
Как нам даётся благодать.
То есть очень редко возникает благоприятная возможность, и надо пользоваться этим моментом. Придут разные люди, посмотрит кто-то, и, может, это повлияет на твою судьбу. Соглашайся. Кроме того, мы же официально это делаем, рассылаем всем московским художникам брошюрку, план мероприятий, а это уже документ, на него можно ссылаться. – Я говорю: ладно, Борис Никанорович, ну что ж, ладно, хорошо.
И вот назначили вечер на пятницу, сейчас даже не помню – какой-то осенний был месяц. Пришёл я в кинозал со своей большой папкой, где лежали рисунки. А кинозал такой длинный – тут сцена, экран и идут ряды для зрителей. Смотрю – дальнюю стену за рядами уже занял художник Ильин, у него там большие картины маслом висят. Здесь, где два входа в кинозал, всё завесил плакатист. А на третьей стене шли большие окна. И я думаю – где же мне вешать? Но я заметил, что поскольку это был кинозал, то окна закрывались толстыми шторами. Я тут же закрыл все эти окна и повесил там свои рисунки в два ряда. И у меня получилось даже больше места, потому что на моей стене не было дверей.
Первый показ рисунков «Автографы войны» в Московском Доме художника. Фото 1986 года
Потом наступает этот вечер, собираются люди. Я, честно говоря, кроме Люси, никого не позвал на этот вечер. Но живописец Ильин и вот этот плакатист (который потом эмигрировал в Америку) они назвали столько народу, столько своих знакомых и друзей, что уже и весь зал был полон, а народ всё шёл и шёл.
Ильин тоже показывал свои картины, которые никогда не выставлялись. Он сам воевал, был морским десантником, находился в самой гуще событий. Там у него на картинах матросы черноморские из каких-то атакующих бригад, солдаты на передовой. Я помню картину, где женщина в гору везёт на маленькой тележке матроса без ног, своего мужа. И вот они идут мимо стены, пробитой насквозь снарядами, и в огромной дыре стены видны море и разбитые корабли. Это, видимо, послевоенный Севастополь, большая такая картина. А на другой картине изображалось пространство под водой. И в этой воде на длинном тросе на крючьях были подвешены матросы со связанными руками и с большими камнями на ногах – так придумали немцы, чтобы они не всплывали. Ильин мне говорил, что видел это сам, когда спускался под воду, вот такие ряды людей под водой вдоль всей набережной.
Меня попросили рассказать о Валааме. Я вспомнил случай, о котором слышал от нянечек в Никольском скиту, когда там рисовал. Первые годы после создания дома-интерната для инвалидов войны всё там подчинялось только обслуживанию инвалидов, только исполнению их малейших желаний и просьб. Однажды туда на практику прислали девушек из Петрозаводского медицинского училища, одна из них была беременная. И какой-то больной у неё просит: дай таблетку.