Ведьмы. Запретная магия. Луиза Морган
и тут же отвела его, как будто скрывала внезапно осенившую ее мысль.
– В чем дело? – спросила Урсула, но Нанетт только покачала головой в ответ.
Урсула продолжала спрашивать и за чаем, но мать лишь пожимала плечами.
Они провели час, перебирая скудные пожитки Флеретт. Ее платья и чулки были изношены до такой степени, что уже никуда не годились. Нанетт связала их в узелок, сказав, что порежет на тряпки для уборки. Урсула взяла к себе в комнату две книги Флеретт, а мать заставила забрать шерстяной платок. И больше ничего. Флеретт не оставила после себя никаких памятных вещей. Так странно, задумалась Урсула, человек сегодня есть, а завтра его нет… И он так мало оставляет по себе, как будто и не было его вовсе в этом мире.
Урсула и Нанетт провели вечер в унынии. Казалось, тени расселись на стульях вокруг кухонного стола, и Урсула вновь и вновь поглядывала на них, ощущая мурашки, бегущие по телу. Обе изо всех сил пытались ужинать как обычно, но остатки супа по окончании трапезы выглядели весьма удручающе.
– Тебе следует перебраться вниз, – наконец сказала Нанетт.
– Зачем?
– Больше нет нужды спать на чердаке, у нас четыре пустые спальни. Выбирай любую.
– Я подумаю.
Урсула поцеловала мать и поднялась по лестнице в комнату, где провела всю жизнь.
Она стояла в дверях и осматривалась. Действительно, эта комната была неудобной. Крыша опускалась под уклоном над окном так низко, что, будучи высокой, ей приходилось пригибаться, чтобы добраться до кровати. Переход в одну из спален внизу не был лишен смысла, но ведь они принадлежали ее тетям и дядям. Урсула не могла себе представить, что ей будет уютно спать на широкой кровати с резными столбиками и под пологом, что одежду она будет отныне хранить в шкафу, а не вешать на гвозди. Вид оттуда, однако, должен быть прелестный. Две комнаты выходили окнами на вересковую пустошь, а две другие – на море, за пределы утеса.
Она зевнула, застегивая ночную рубашку на все пуговицы, и закуталась в одеяло. За многие годы оно стало мягким и уютным. Натянув одеяло до подбородка, Урсула улыбнулась в темноте. Следовало признать, она неохотно отказывалась от старых привычек, как и ее любимые козы. Эти животные предпочитали, когда все происходило неизменно день ото дня, месяц за месяцем, год за годом. Урсула подумала, зевая, что она именно такая. Она не была уверена, что хотела бы разделить Орчард-фарм с кем бы то ни было, даже если это были лишь привидения, сидящие с ней за компанию у стола.
Она спала крепко, как всегда, убаюканная шепотом океана с южной стороны дома и вторящими ему затихающими порывами ветра с севера. И могла бы проспать до утренней зари, когда пение петуха подскажет ей, что пора пробуждаться и приступать к повседневным делам, но внезапно какой-то звук пробудил ее ото сна. Он донесся не из курятника и не из хлева.
Косой луч лунного света падал через окно, освещая деревянный пол, но до утра, Урсула была более чем уверена, было далеко. Она села на кровати, удивленно прислушиваясь.
Опять этот звук: щелкнула дверь, кто-то прошел по кухне внизу. Урсула отбросила одеяло и поспешно