Ведьмы. Запретная магия. Луиза Морган
и обдумывая услышанное.
Флеретт наклонилась вперед, и завязка чепца окунулась в молоко перед ней.
– Твоя мать все еще жаждет его.
Взгляд из-под чепца заставил Урсулу вздрогнуть. Она ответила шепотом, сама не осознавая этого:
– Я не понимаю, что ты имеешь в виду.
– Я имею в виду, что будь осторожна в своих желаниях.
– О чем ты говоришь?
– Нанетт вызвала его и теперь страдает из-за его отсутствия.
Урсула поставила кружку и уставилась на тетю, сидевшую за столом напротив.
– Вызвала?
– Да, конечно.
– Она никогда об этом не рассказывала.
– И не скажет. Но мы видим, как она прячет глаза, полные слез.
– А я не вижу!
– Она не желает, чтобы ты видела. Однако тебе нужно знать.
– Зачем? Почему я должна это знать?
– Потому что ты обладаешь силой. И при этом насмехаешься над нами.
Урсула попыталась было возразить, но Флеретт только прищелкнула языком:
– Мы не глупы. Мы знаем, как это бывает между поколениями.
– Но я и правда не смеюсь над вами, тетушка Флеретт.
Флеретт пожала плечами, как это делали все Оршьеры.
– Помни мои слова: использование силы имеет свою цену.
Она поднялась, так и не прикоснувшись к молоку, и сжала кулаки:
– Ты покрыта облаком. Я боюсь за Нанетт.
– Но почему?
Флеретт больше ничего не стала говорить, повернулась и удалилась из кухни. Край ее ночной сорочки подметал плиты пола. Урсула повторила:
– Почему?
Но Флеретт ушла, растворилась во тьме, оставив ее в смятении кусать губы.
Если уж у нее и есть какой-то дар, решила Урсула, так это терпение. Она целиком полагалась на него, помогая козе при окоте или осматривая пчел, перед тем как собрать соты. Вот так, применяя это незамысловатое и совсем не колдовское дарование, она поджидала удачного момента, чтобы узнать правду от матери.
Приближался конец зимы в Орчард-фарм, и вересковая пустошь была бурой и влажной. Океан стал зловеще серым, и силуэт Сент-Майклс-Маунта то и дело скрывался в порывах бури, проносящейся по глади воды. Урсула и Нанетт подготовили сад к зиме и продали остатки фруктов и овощей на ярмарке в четверг. Вскоре должен был наступить Йоль. На ферме и в хлеву, надежно укрывших своих обитателей от непогоды, царило умиротворение.
Тетушки взялись за бесконечное зимнее латание одежды, простыней и одеял: Луизетт, Анн-Мари и Флоранс уселись за кухонным столом, окруженные грудами тканей и катушками ниток.
В кладовой Нанетт и Урсула вязали пучки петрушки и очанки, лугового чая и розмарина, развешивая их на крюки для сушки. Было приятно вдыхать ароматы урожая под барабанную дробь дождя по крыше. Урсула подала матери бечевку для побегов розмарина.
– Маман…
– Да?
Взгляд Нанетт был сосредоточен, и Урсула наблюдала за ее лицом, пока она завязывала узел.
Она перешла на английский, опасаясь, как бы кто не вошел.
– Я хочу спросить тебя кое о чем.
На мгновение глаза