Примавера. Ирада Вовненко
на нелепом металлическом шнуре. Из нее лилась вода, похожая на чистый желтый цвет. Мне показалось, что он освещает все пространство и меня самого. Цвет лился ниоткуда. Диана стояла рядом и с удивлением смотрела на меня.
– Тебя здесь что-то привлекло?
– Этот свет, – растерянно ответил я, – беспрерывно льющийся свет.
Диана подошла ко мне вплотную и поцеловала в губы.
– Вечно льющийся свет, – повторила она тихо. – Как вечная любовь. – И быстро вышла из зала.
Поэтому я не менял лампочку. Она была для меня самым важным и нужным элементом, единственной связью с той минутой, с тем ускользающим кратким мгновением, когда, находясь в том странном музее, я увидел льющийся ниоткуда свет и осознал всю полноту своего счастья, оказавшегося таким же кратким.
Иногда я целыми днями лежал на диване и смотрел на свет. Он в подробностях рассказывал мою историю. Я вспоминал каждый миг своей жизни с Дианой. Смотрел на свет и ждал, что решение обязательно придет.
– Все совсем не так… – говорил я.
– Ну так переубеди меня… – отвечала Диана.
Я бы все отдал за то, чтобы еще раз поговорить с любимой женщиной, не спорить, а просто слушать, слушать ее болтовню без остановки и наслаждаться этим.
Недавно я осознал, что любил ее без внешней шелухи, любил саму ее суть, а она, быть может, не понимала этого. Она хотела, чтобы ее любили как кого-то. Она хотела стать кем-то. Она уже никогда не поймет, что ее истинная сущность, о которой она сама знала так мало, – а часто и вовсе забывала, – та, которую я любил много лет (и люблю до сих пор), – это и было самое главное. То, что практически невозможно определить словами. Неуловимое, как мгновение подлинного счастья.
Все чаще я хочу перестать ее любить. Любить больно. Любить кого-либо больно. Не важно кого. Любить маму больно. Любить отца больно. Любить друзей на расстоянии – так легко и уютно. Никого нигде и никогда не впускать в свое сердце.
Вокруг любви столько всего, так много сказано. Так много разных коннотаций, как говорят искусствоведы. Кто-то из великих писателей сказал: «Как тяжело пользоваться словами, которыми до тебя пользовался кто угодно и как угодно…», и иногда мне кажется, что любви нет, есть какие-то базовые потребности в защите, материнской ласке, заботе, безопасности, – и это вот желание безопасности все или почти все путают с любовью, но господи, зачем же тогда я думаю о Диане снова и снова?
Вспоминаю, как вдруг в канун Пасхи заказал ей блины. Странно, что именно этот эпизод врезался в мою память, но памяти ведь не прикажешь: она может упустить что-то по-настоящему важное, но сохранить какие-то почти ничего не значащие моменты, какую-то жизненную шелуху, которая со временем вдруг становится неожиданно нужной, и ты понимаешь, что без этой шелухи жить было бы просто невыносимо.
Блины Диана терпеть не могла. Да и готовить-то не очень на самом деле умела, но в те счастливые времена совсем рядом с нами жила