Как было и как вспомнилось. Шесть вечеров с Игорем Шайтановым. Отсутствует
молодой человек, – мы бы взяли к себе на работу. Подумайте». Чем Шайтанов привлек внимание начинающего капиталиста, было неясно. За всю дорогу он вроде бы не высказывал никаких гениальных идей – вроде той, что прославила уборщицу и озолотила фирму.
В компании с Игорем Олеговичем всегда было легко и весело. Нина Павловна Михальская, будучи хлебосольной хозяйкой, любила собирать у себя дома членов кафедры по самым разным поводам. Игорь Олегович неизменно присутствовал на таких собраниях, и именно он определял атмосферу застолья. Он рассказывал о том, что происходило на тот момент в литературе, обсуждал последние политические события, пересказывал забавные истории, которые случились с ним или его знакомыми, или свежие анекдоты. Всегда это было весело и остроумно. Вместе с тем происходящее за столом не превращалось в «театр одного актера». Игорь Олегович не подавлял присутствующих, а, напротив, пробуждал желание включиться в разговор, рассказать свою историю, вспомнить похожий анекдот. Все, кому довелось побывать на этих встречах, до сих пор с ностальгией вспоминают о них.
2016
Игорь Шайтанов
О друзьях и коллегах
Мой друг Саня Фейнберг
Давно уже кем-то сказано по поводу филфака МГУ, что редко в одном месте встретишь так много людей, равнодушных к филологии. Сухая шутка, но есть в ней смысл: многие годы на филфак шли по принципу – а куда еще? Место приличное, даже престижное, книжки читают, языкам учат. Вот и воспринимали филфак как лицей и в еще большей мере как институт благородных девиц.
Тем не менее филологам тоже порой удавалось поступить и даже закончить факультет. Проходит несколько лет после выпуска, и, не встречая людей, начинаешь встречать имена – под критическими статьями в журналах, в научных изданиях, в качестве авторов и переводчиков книг. Печатаются многие, иногда кажется, что чуть ли не половина заметных критиков и литературоведов – с филфака. Растут репутации, множатся академические отличия, но остается счет, не знаю, гамбургский или нет, но тот – по юношескому, первому, как говорят, не обманывающему впечатлению. Первоначальная шкала ценностей, возникающая на филфаковской скамье, никогда не теряет силу, как запомнилось с тех пор, кто гении, а кто так себе.
На нашем английском отделении осенью 1965 года гением, вне спору, был Александр Фейнберг-Самойлов. Так его, конечно, никто не звал. Звали Саней Фейнбергом. Как только на первом же занятии он заговорил по-английски, стало понятно, что его не с кем сравнивать, что его речь как-то глупо оценивать отметками, – пусть перед вами не носитель языка, но носитель культуры, говорящий, в общем, так, как может говорить хорошо образованный англичанин, у которого к тому же есть чувство языка, замечательный языковой слух. Благодаря этому слуху, как потом оказалось, Саня что-то от месяца до двух входил в любой новый язык и при, естественно, не слишком обширном запасе слов поражал точностью того, что и как знал, пониманием