Прощай, страна чудес. Михаил Лубянский
тебе будет жалко? Бабушкин ответил без запинки:
– Жалко будет вещмешка!
Но никакого пожара в их доме не случилось. Должно быть, казахские боги оберегали скромные солдатские пожитки. Но без разрушительного огня дело все-таки не обошлось.
Майор Гришаев, ещё будучи капитаном, приказал установить перед домом палатку, до поры хранившуюся в запасниках Смолякова. Это была большая армейская палатка – выцветшая добела от старости, с двускатной крышей и слюдяными оконцами, прямо как деревенский домик среднего размера. В одном углу топилась для обогрева железная печурка. Внутри был установлен ряд умывальников.
Умывались и брились в палатке и солдаты, и их соседи – механизаторы. Один из них, желая нагнать тепло, щедрой рукой плеснул в печурку солярки. Пламя полыхнуло, и всё остальное произошло само собой. В одну минуту палатка превратилась в пепел.
Совхоз подводил итоги уборочных работ. Передовики производства получили премии и награды. Майор Гришаев получил в дар от дирекции швейную машинку и тут же отослал её домой.
Те из солдат, которые работали на технике, удостоились почётного значка за освоение целинных и залежных земель. Казюков тоже получил такой значок.
Тогда-то и появилась в солдатском обиходе неизвестно кем сочинённая песенка, исполняемая на мотив индийского «Бродяги».
Людей не бил, не лез в карман…
За что ж попал я в Казахстан?
Салага я! Салага я!
Не ел, не пил, не спал с тоски,
А получил одни носки
В награду я!
Это было преувеличением. Не полагалось солдату иметь носки!
Вечером 7 ноября в клубе совхоза был устроен праздничный концерт и танцы под радиолу. Народ веселился от души. Солдат туда не отпустили. А к утру клуб сгорел.
Вот так погуляли герои-целинники! Так погуляли, что за полночь клуб у них запылал, и тушить его оказалось некому. Совсем новое деревянное здание сгорело дотла.
Прощай, совхоз «Белгородский»! Вряд ли ты запомнишь нас, а мы будем помнить тебя долго!
Майор выдал личному составу солдатское жалованье за весь срок службы на целине. За пять месяцев каждый получил сто пятьдесят тогдашних сталинских рублей. Сумма по тем временам заметная.
Наступил день отъезда. На грузовых машинах солдат отвезли на какую-то захолустную станцию. Снег, выпавший накануне, был загрязнён чернозёмной пылью. В природе было серо и пасмурно.
В окрестностях этой станции пойти было некуда и делать было нечего. Солдаты отсыпались в землянках, на устроенных там нарах. В этих временных убежищах, построенных неизвестно кем, было теплее, чем снаружи.
Нужно было дожидаться, когда к станции съедутся другие колонны со всей обширной округи. Наконец все съехались, и подо всё это пропылённое и обветренное воинство подали эшелон, составленный из современных пассажирских загонов.
Перед отъездом в здании вокзала солдаты увидели чеченцев и ингушей, возвращающихся из многолетней ссылки к себе на родину.