Прощай, страна чудес. Михаил Лубянский
взбодрился и в свою очередь стал теснить своего соперника.
Теперь зрители стали подбадривать того, кто оказался слабее:
– Киласония! Киласония!
Раунд окончился вничью. Боксёры сняли перчатки и пожали друг другу руку. Иначе не могло и быть. Они оба были членами одного танкового экипажа, азартные кавказские парни.
Нет, неправ был солдат, утверждавший, что здесь царит сплошной дух уныния. Наоборот, здешний народ был настроен очень бодро.
Щедрое иранское солнце высоко стояло над миром, насылая волны света и тепла и на нашу землю. Оно осязаемо льнуло к людям, согревая тело сквозь гимнастёрку.
Горнист протрубил сигнал на обед. Роты построились и зашагали к полковой столовой.
Чтобы обучить молодое пополнение военным наукам, к нам в карантин назначали командирами взводов сержантов из числа старослужащих, вступивших в свой последний, третий год службы. Но почему-то эти сержанты у нас долго не заживались. Их быстро отзывали и заменяли другими. В этом отношении почему-то особенно не везло первому взводу.
Был у нас сначала сержант Шапкин, а вскоре его сменил сержант Хмелевский. Но и его быстро отозвали обратно.
Дня через два солдаты первого взвода подошли к Хмелевскому и тоном обиженных детей заговорили:
– Как жалко, товарищ сержант, что вы от нас так скоро ушли! Тот ответил:
– Эх, ребята! Потому-то меня от вас и ушли, что я не умею кричать на людей!
Капитан Басов объявил перед строем:
– Внимание, первый взвод! Вот ваш новый командир – старший сержант Бежан!
Военная форма всех уравнивает и делает одинаковыми. Но это только на первый взгляд. Там, под военной формой, каждый остается человеком со своим лицом и характером. Со своей собственной судьбой, наконец.
Новый командир взвода был среднего роста, плотен и широкоплеч. Его голову, пожалуй, слишком большую для его туловища, украшали короткие тёмные волосы, зачёсанные назад. А его круглое лицо с устойчивым южным загаром оживляли выразительные карие глаза.
Вскоре все узнали, что родом Бежан из Молдавии.
Ровно в шесть часов утра по местному времени, когда московское радио ещё молчало, потому что в столице было только пять утра, дневальный громко крикнул:
– Рота, подъём!
По казарме пронесся шум, напоминающий громкий шелест. Солдаты вскакивали с коек и торопливо одевались. Любители поспать подольше, ещё не отвыкшие от дома, тянулись и портили общую картину. Бежан строгим голосом подгонял нерадивых:
– Ну что вы копаетесь как клуши? Вы должны вскакивать так, чтобы ваши одеяла летели к потолку!
Через четверть часа карантин, построенный повзводно, громыхая сапогами по булыжной мостовой, бежал боковой улицей, ведущей к морю. Без шапок, в нательных рубашках, заправленных в шаровары, солдаты в предрассветной темноте напоминали косяк спешащих гусей. Жители, привыкшие к грохоту сапог, мирно спали в своих домах, скрытых в густоте садов.
До моря солдаты не добежали. В нужном месте Бежан развернул взвод обратно,