Пятидесятники Приенисейской Сибири. Специальное издание. Вероника Гиндер
я должен был рыть котлованы под строительство пятиэтажных домов… Представьте себе: нам приходилось рыть вглубь мерзлую землю до 16 метров, пока не достанем камень!..Дневная норма для одного человека была – 1 кубический метр. Бьешь молотком, а он, как от металла, отскакивает… И так по 10 часов работы каждый день… Вечером мы возвращались в лагерь… Там нас опять ждал ужин – ячневая похлебка, полселедки (или вместо селедки ячневая каша), стакан мутного кипятка (называли это чаем) и порция хлеба. Дневная порция хлеба была 700 грамм. Вот и все было наше суточное питание… Скудное питание, тяжелый труд и болезнь уверенно высасывали из моего тела жизненные силы… Я бледнел, худел и вскоре совсем занемог…
Моим дорогим братьям было небезразлично состояние их друга. Очень переживали обо мне. Ведь знали, что у меня есть семья, четверо маленьких детей. Уделяя от своего скудного пайка, старались понемножку подкармливать меня, чтобы я мог восстановить мои силы. Я видел, с какой любовью светились их глаза, когда они помогали мне…
По воскресеньям мы проводили маленькие вечери любви. Это были незабываемые моменты в жизни. Что у кого было, кто где сэкономил на чем-то, все это приносили и с любовию, радушием делили и угощали друг друга… Однажды, с воли, братьям досталась баночка сгущенного молока. Это был такой деликатес! Не передать словами. Развели кипятком… разлили всем одинаково по кружкам… Потом я вдруг стал замечать, что напиток мой в кружке не уменьшается… Один из братьев подошел сзади и обратился ко мне с вопросом:
– А как ты, Петя, понимаешь?
Я повернулся к нему. И в этот момент я заметил, как один брат – раз, и подлил немножко мне в кружку молока…» [Кухаренко, Кн. I, с. 385, 395, 397, 399—400].
«Я немножко по работе задержался, потерялся и никак не мог отыскать свою бригаду… И вот получилась из-за меня некоторая задержка. Я быстро подбежал к бригаде. И тут один заключенный подскочил ко мне и со всего размаха с силой ударил кулаком в лицо… От такого страшного удара все потемнело в глазах, и острая боль пронзила тело. Кровь залила мое лицо и одежду. Я видел, что некоторые из моей бригады бросились в мою защиту. И я едва упросил ребят: «Не трогайте его. Я прошу вас, пощадите его»…
Прошло ровно 3 дня. Человек, который ударил меня, что-то кипятил в большом котле. И там случилось замыкание, напряжение было 380 вольт. Его правая рука, ладонь, пальцы полностью обгорели. Его отправили в санчасть, а оттуда он вернулся без кисти руки. Остался на всю жизнь калекой… Очень жаль мне было его… После этого случая, этот человек, при встречах, или в других местах, где мы могли с ним встречаться, как-то тихо и по-особенному, тайком, наблюдал за мной. И не только он. Каждый в бригаде стал по-иному смотреть на меня и готов был даже чем-нибудь послужить мне.
Я понимал, что это наяву совершился не человеческий, а Божий суд над этим человеком» [Кухаренко, Кн. II, с. 414—416].
Вскоре после смерти Сталина в Норильлаге произошло восстание, вызванное резким ужесточением режима и самочинными расстрелами