Данаида. Юлия Скуркис
Не то чтобы очень, но все же. Филипп выглядел на портрете кинозвездой в роли бравого покорителя всевозможных высот и похитителя женских сердец. Если бы ему вздумалось подобрать музыкальную тему к этому образу, то скорее всего он обратился бы к Моцарту, к его жизнерадостным тонам, ясной, неомраченной лирике, порой насыщенной страстью, душевным смятением и драматизмом. А вот к портрету Анны подошло бы струнное пиршество Вивальди, его лиризм со скорбно-хоральными интонациями.
В детстве сестра казалась Филиппу всезнающей небожительницей, что не удивительно, ведь она была Ван-Ре в теле ребенка, а он – только Прим, настоящее неразумное дитя. Внешнее сходство долгое время оставалось единственным, что их объединяло, как близких родственников.
Филипп вошел в зал для танцев, где в старинном вальсе кружились пары, и тут же наткнулся на Росари Штейн.
– Дражайший друг, вы меня избегаете? – Она взяла его под руку.
– Что ты, Росари, как можно, – соврал Филипп. – Ты не видела Глорию?
– Она в зимнем саду. Что-то случилось? У тебя такой озабоченный вид.
– Случилось. – Он мягко высвободил руку и, учтиво поклонившись, направился к зимнему саду. Ему повезло – мать решила вернуться в зал для танцев, и они встретились у южного входа. Иначе пришлось бы побегать в ее поисках по многоярусному саду. На второй день празднования в их доме по традиции одевались в нелепые старинные платья и не пользовались конексусами. А иначе, что бы это получился за маскарад, если у всех работают опознавательные маячки?
Глория в очередные семнадцать лет выглядела невинной девушкой, каких ей не раз доводилось играть.
– Мама, – Филипп склонился к ее уху и окунулся в ореол тонкого аромата знакомых с детства духов, которые изготавливали по специальному заказу в единственном экземпляре, – Анна погибла. Предполагают убийство.
Глория кивнула сыну в знак того, что услышала новость и приняла ее к сведению. Правила этикета предписывали ничем не омрачать настроение гостям, что пришли на праздник. Приглашать их на похороны сейчас, когда впереди еще день торжеств, было бы крайне бестактно. Улыбка Глории осталась такой же сияющей.
2
Запах озона, тусклое освещение, едва различимое гудение приборов – все как обычно. Нет, не все. Боли не должно быть. Что-то не так с новым телом.
Анна поморгала, сгоняя мутную пелену. Первым, на чем сфокусировался взгляд, оказался медицинский прибор с ползущими от него во все стороны нитями то ли инъекторов, то ли датчиков.
Она попыталась приподнять голову и не смогла. В ответ всколыхнулась боль. По ощущениям – тело пропустили через мясорубку. Казалось, болит каждая клеточка.
«Что со мной?! Где персонал?» – забеспокоилась Анна.
– Кто-нибудь… – Голос прозвучал едва слышно и потонул в слабом гудении оборудования. Никто не откликнулся, не подошел.
Анна хотела шевельнуть пальцами, чтобы нащупать датчик вызова медперсонала, но обнаружила, что